Чезаре казалось, что он идет уже много часов. Он узнал дворец в Санта Фине, где его держали пленником, и примерно представлял расстояние, отделявшее его от Реморы, но в лесах этих он никогда прежде не бывал и начисто потерял ориентировку. В лесу царила тишина, землю, хотя был еще только август, покрывал толстый слой опавших листьев. Кусты были покрыты начавшими вянуть сережками, а деревья возвышались, образуя над тропой сплошной зеленый свод.
Только та ли это тропа? Листва мешала определить положение солнца, но, похоже, оно было почти прямо над головой. Чезаре надеялся, что по-прежнему сохраняет направление на юг. Он страшно устал, был голоден и измучен жаждой. Всплеск энергии, позволивший ему бежать, давно исчерпал себя.
Сейчас Чезаре владела одна-единственная мысль: сегодня день Скачек, а у Овна нет другого наездника. Поэтому он продолжал упрямо плестись вперед, хотя и понимал, что, успеет он вовремя добраться до Реморы или нет, участвовать в Скачках он всё равно окажется не в состоянии.
Джорджия была глубоко тронута церемонией благословения лошади. Забавный народ эти реморанцы, думала она. Суеверные, во многом почти язычники — и всё же атмосфера в той христианской часовне была словно насыщена электричеством, настолько каждый хотел, чтобы заключительные слова священника оказались правдой.
Паоло уговорил ее немного отдохнуть после благословения, хотя сначала Джорджия ощущала слишком большое напряжение, чтобы спокойно лежать. Сегодня была ее единственная возможность увидеть этот великий день во всем его великолепии, и ей не хотелось упустить из него пусть даже секунду. Затем она подумала о том, что следовало бы ненадолго вернуться в Лондон и проверить, как обстоят дела там. В конце концов она все-таки ухитрилась задремать, сжимая в руке крылатую лошадку — свой пропуск домой.
Фалько вздрогнул, когда Джорджия внезапно села и протянула к нему руку. Нет, он не спал. Было так замечательно лежать, бодрствуя и спокойно смотреть на освещенную падавшим в окно лунным светом Джорджию. Теперь этот свет отражался в ее обращенных к нему глазах.
— Что-то не так? — прошептал Фалько. — В Реморе что-то случилось?
Джорджия покачала головой.
— Всё в порядке. Предполагается, что я отдыхаю перед скачкой. Всё это прямо какая-то фантастика — флаги, костюмы, лошади. Сегодня в утреннем заезде я пришла третьей, а потом Архангела благословили… — Ей не хватило слов. — Но я должна была вернуться и проверить, как тут идут дела. А заодно убедиться, что я по-прежнему способна перемещаться между мирами, — добавила она совсем уже тихо.
— Здесь всё нормально, — сказал Фалько. — Только мне так хотелось бы побывать вместе с тобою на Скачках.
Джорджия сжала его руку.
— Я знаю, как это трудно для тебя. Держись, а я, когда вернусь, расскажу тебе обо всем. А сейчас мне уже пора.
Она легла, сосредоточив все мысли на своей комнатке в доме Паоло.
Вскоре размеренное дыхание Джорджии показало Фалько, что она уснула. Сам он продолжал бодрствовать и сомкнул глаза лишь через несколько часов, переживая мысленно каждый Момент великих Скачек, которые ему больше никогда не доведется увидеть.
Джорджия стояла на ступенях храма, глядя, как знаменосцу изображают различные фигуры своими красными и желтыми флагами. Как и все Овны, она вскрикивала, когда знаменосцы подбрасывали высоко над толпой свои укрепленные на тяжелых древках флаги, а затем, после того, как те скрещивались в воздухе, ловили уже не свои, а брошенные напарником.
— Это называется
Сейчас все они выстроились в ряд, все в красно-желтых бархатных костюмах, парчовых плащах и роскошных шляпах с загнутыми кверху полями и великолепными перьями. У Паоло этот наряд дополнялся серебряными шпорами и шпагой. Позже они присоединятся к потоку людей, в гуще которого будут рядом с изображением Овна вести Архангела. Сама Джорджия тоже должна будет присоединиться к процессии, надев свой металлический шлем и сидя верхом на лошади, которая на время парада заменит ей Архангела. Было бы непростительной ошибкой заставлять скакуна бесполезно растрачивать хоть каплю сил еще до начала скачки. А пока что все шли пешком, чтобы вместе с другими округами принять участие в
Лючиано нигде не было видно, хотя Джорджия заметила среди толпы Детриджа, сопровождавшего женщину в красном бархатном платье и накинутом на плечи желтом шелковом плаще, женщину, которая не могла быть никем иным, кроме как Сильвией.