Внезапно Лючиано стало ясно, что надо делать. Он побежал узнать, можно ли запрячь лошадей в карету, но никого из конюхов не было на месте, а он сам с этим никак не сумел бы управиться. Зато Дондола спокойно жевала сено в своем стойле, а седлать ее Лючиано уже научился. Он неуклюже вскарабкался на спину кобылы, воспользовавшись специально поставленным для этого во дворе большим камнем, и они направились на север по словно вымершим в этот день улицам Овна. Видела, как они уезжают, одна лишь серая кошка.
Парад открывала колонна Овна, поскольку именно с этого знака начинается зодиакальный год. Барабанщик начал отбивать маршевую дробь, которая будет подхвачена затем всеми остальными округами, а знаменосцы, склонив свои флаги, прошли сквозь арку под судейской трибуной на Звездное Поле.
Медленно обойдя круг, они приблизились к трибуне Девы, готовые начать показ первого церемониального
«Голова кругом идет от всего этого», подумала Джорджия глядя на толпу. Весь центр Поля был заполнен реморанцами одетыми в цвета своих округов. Некоторые горожане, пришедшие, наверное, с самого утра, чтобы занять лучшие места, стояли на каменном парапете, окружавшем центральный фонтан. Вымпел Близнецов по-прежнему развевался на верхушке колонны — необъяснимое, но явно благоприятствующее ди Кимичи предзнаменование.
Джорджия перевела взгляд с толпы, заполнявшей внутренность дорожки, на трибуну Львицы, у которой остановилась ее часть колонны Овна. К своему удивлению, она увидела среди множества красно-черных шарфов пестрые одеяния манушей. Аурелио и Рафаэлла сидели рядом с пожилой женщиной своего племени. Джорджия улыбнулась, подумав о том, что наблюдать за скачками, сидя на удобной трибуне, не слишком-то согласуется с суровым образом жизни манушей.
Перехватив взгляд Рафаэллы, Джорджия почувствовала прошедшую между ними волну взаимопонимания. Если бы ей не пришлось в эту самую минуту тронуть с места свою лошадь, Джорджия поняла бы, что источником этого ощущения слепой музыкант был в не меньшей мере, чем его спутница.
Арианна, словно зачарованная, наблюдала за праздничным шествием со своего почетного места. Ничего подобного в ее изрезанном каналами городе не бывало — за исключением разве что карнавала. Сегодня раскинувшаяся на суше Ремора с ее лошадьми казалась герцогине великолепной. Родольфо, однако, по-прежнему выглядел обеспокоенным. Не обращая внимания на праздничное шествие, он то смотрел в небо, то бросал через плечо взгляд в сторону скрытого за папским дворцом здания лечебницы. Арианна заметила, что в руке он держит полуприкрытое плащом зеркальце. Она знала, что причиной тому вовсе не суетное тщеславие.
Чезаре был уже на пределе своих сил, когда вышел к берегу какой-то быстрой речки. Охваченный радостью, он набрал воды в сложенные ладони и пил, пока не утолил жажду. Взять воду было не во что, но он сполоснул лицо и волосы, а затем намочил шейный платок, чтобы как можно меньше страдать от жары в оставшуюся часть пути. Следующей задачей было перебраться на другой берег, где, извиваясь между деревьями, зовуще уходило вдаль продолжение тропы.
Из воды выступали лежавшие поперек реки несколько больших неровных камней. Они могли бы послужить для перехода, но, как убедился с помощью ветки Чезаре, река была глубокой, и он уже понял, что течение в ней быстрое, а вода очень холодная. Отойдя от берега, Чезаре, чтобы немного отдохнуть, присел, прислонившись спиной к дереву. Плавать он не умел.
Лючиано скакал в Санта Фину, наслаждаясь возраставшим с каждым шагом ощущением способности совладать с лошадью. По Звездной Дороге он ехал быстрой рысью, но, когда Ворота Солнца остались позади и с обеих сторон дороги потянулись поля, перешел на галоп. Дондола была удивлена и обрадована возможности размяться в такой день, когда ее оставили в почти совсем пустой конюшне, а потому охотно мчалась вперед, неся своего всадника в Санта Фину.
Прошло не так уж много времени, и перед Лючиано вырисовались очертания большого дворца. Сейчас он впервые мог как следует рассмотреть его издали — до сих пор он прибывал сюда в карете, ввозившей его через массивные ворота прямо во двор. В этот раз ворота были открыты, а прислуга была, похоже, в таком же замешательстве, как в тот день, когда Фалько нашли с зажатой в руке бутылочкой из-под яда.
Когда Лючиано соскочил с Дондолы, один из слуг узнал его.
— Прошу прощения, синьор, — воскликнул слуга. — Видите ли, меня поставили охранять вот эту дверь. Не могли бы вы сами отвести лошадь в конюшню?
— Конечно, — ответил Лючиано. — Но что, собственно, происходит?