Города и дороги. Избранные стихотворения 1956-2011

Выхожу с Восточного вокзала
и с восточным распростясь морозом.
Заумь – безумь, я уже сказала,
но она же, если хочет, розумь,

но она же мотыльком по розам,
утюжком по грёзам поизмятым,
вопреки угару и угрозам,
вопреки таблеткам сердцемятным,

вопреки самой себе… О заумь,
о Котаумь с зелеными глазаумь,
так дерзайся, только не слезайся
с поезда, где едешь в виде зайца.

Выхожу с Восточного вокзала… ⇨ Это, конечно, парижский Восточный вокзал (гар де л’Эст).

«Распаянный бульвар…»

Распаянный бульвар
лудильщик не поправит,
сухое солнце плавит
бессильный Вавилон.
Жую, как в детстве, вар,
пока в зубах настрянет,
пока в ушах стреляет
неслышный перезвон.

Забравшись на Парнас,
как нимфа, загораю,
загубленному раю
вчерашняя сестра.
«Помилуй бедных нас»
шепчу – и оступаюсь,
и тут же просыпаюсь
(такой вот сон с утра).

Примечание для непарижан (а парижане легко догадаются): действие сна происходит где-то близ перекрестка бульваров Распай и Монпарнас.

…бессильный Вавилон. ⇨ См. прим. к стих. «Чистый-чистый, мытый-мытый…».

«Как бы ты ни шел…»

Как бы ты ни шел —
переулком кривым
или по переулку кривому,
всё, что ты нашел,
обращается в дым,
не донесешь до дому.

Что бы ты ни пел —
торжествующую песнь
или песенку павших повстанцев,
петел отлетел,
и осела плеснь
на строфы недописанных стансов.

Что бы ни лилось
без рифмы, на авось,
из динамиков что бы ни звучало,
этот дым, этот прах,
эти строфы на кострах,
начинайте сказочку с начала.

«Этой заросшей дорожкой…»

Этой заросшей дорожкой,
этой тропинкою тесной,
полупротоптанной стёжкой
с полупрошёптанной песней,

с полуулыбкой и полу-
свисшей слезою с ресницы
ходишь до смерти в школу,
учишься слову-глаголу,
как проспрягаться – то есть
сопрячься, а не склониться.

Malakoff

Во степи стоит курган.
Наш Аника бездыхан.

Малах, которому курган,
Конечно, тоже бездыханен
Был в тот момент, когда врагам
Не отдан был на поруганье,

А был честь-честью погребен,
Как в эту рань средневековья
Еще велось у тех племен
Для лиц военного сословья.

Но много лет тому спустя
Враги кургану угрозили
И свой – не наш трехцветный стяг
В его вершину водрузили.

И в раже враг, и рожа рыжа,
В ладоши бьют и руки жмут,
И жалкий пригород Парижа
С тех пор Малаховкой зовут.

Malakoff – южное предместье Парижа. Названо в честь взятия англо-французскими войсками Малахова кургана в Крымскую войну.

«Еду-еду, не свищу…»

Еду-еду, не свищу,
свистнула б, да не умею.
Скоро-скоро полечу
там, «где небо всех синее».

И опять не просвистать,
разворачивая свиток,
не прочесть и не привстать
над напрасностью попыток.

Самолётик, самолёт,
доберусь ли до конечной,
где свистулька лёд невечный
обратит в текучий мёд.

«Знаю, знаю…»