Но как сделать так, чтобы нам хотелось ходить по городу, а не сидеть в транспорте? По мнению Роберта Серверо и Кары Кокелмэн, решить эту проблему можно за счет плотности, проектирования и многообразия. Это возвращает нас к тому, что проектирование города для автомобилей влияет не только на инфраструктуру и дорожное строительство, но и на то, как общаются его жители между собой. В «автополисе» работа и дом разделены автострадой, которую следует преодолевать как можно быстрее; скорость здесь важнее общения, и в современном городе найдется немного мест, где приятно было бы ходить пешком; супермаркеты и торговые центры строились на окраинах, и из-за них портились центральные улицы, уничтожалась местная самобытность ради бездушных одинаковых магазинов; личные контакты почти исчезли — вместо банковского кассира мы сегодня регулярно взаимодействуем с банкоматом. Такие места не остаются в памяти, с ними не хочется знакомиться ближе; они безлики. Но у нас есть шанс вернуть себе улицы, сделать их более пригодными для пешеходов, более равноправными. И в некоторых городах этой возможностью уже воспользовались.
Мало что может сравниться с наслаждением от прогулки по южному берегу Сены солнечным, бодряще-прохладным воскресным ноябрьским утром. Когда идешь по бывшей скоростной автостраде, сооруженной в 1950-х годах для разгрузки движения в центре Парижа, в потоке людей, бегущих трусцой, едущих на велосипедах и просто, как и ты, прогуливающихся, испытываешь странное, но весьма приятное чувство. Пройдясь от моста Альма до садов Тюильри, ты вдруг ощущаешь, что заново открыл это «сердце» города, трехкилометровый отрезок набережной, где находятся многие из красивейших зданий французской столицы.
В 2010 году мэр Парижа Бертран Деланоэ, уже получивший известность, открыв на части набережной летний городской пляж, объявил войну «неприемлемой гегемонии автомобилей»22
. По его данным, ежедневно по скоростной автостраде проезжает 70 тысяч машин, а именно автомобили дают две трети объема выбросов, загрязняющих воздух в городе. Но речь шла не только о выбросах двуокиси углерода: «Мы хотим снизить уровень загрязнения и автомобильного движения, дать парижанам больше возможностей радоваться жизни. Если у нас это получится, я убежден: мы сможем радикально изменить Париж»23.В августе 2012 года Деланоэ подтвердил: участок южного берега протяженностью 2,5 километра от музея Орсе до моста Альма будет навсегда превращен в пешеходную зону, и уже разработаны планы по сооружению там парков, кафе, спортплощадок, ресторанов и даже плавучих ботанических садов. Если в свое время президент Помпиду объявил, что «Париж должен приспособиться к автомобилям»24
, то сегодня город возвращают пешеходам. Если такое может произойти в центре такой оживленной европейской столицы, как Париж, значит, это возможно везде.Глава 10. СКОЛЬКО НУЖНО ЛАМПОЧЕК, ЧТОБЫ ИЗМЕНИТЬ ГОРОД?
Очень странное ощущение: стоишь на вершине холма, вокруг ни одного дома, хотя формально находишься в центре города. Было безветренно и не по сезону жарко: в мареве горячего воздуха очертания всех предметов расплывались. Я смотрел на север, где расстилались болотистые земли, лениво извивался ручей, за которым начинался густой лес. Признаков человеческого жилья почти не было видно, пока я не поднял глаза к самой линии горизонта, где угадывался знаменитый силуэт Манхэттена. За зубчатой линией небоскребов высилась новая башня Всемирного торгового центра.
Я стоял на Северном кургане полигона промышленных отходов Фреш-Киллз, и вид города, расположенного в 22 километрах, как-то не вязался с на первый взгляд девственным окружающим ландшафтом. Сейчас здесь заповедник дикой природы, а вот в 1950-х годах все было иначе. Прямо у меня под ногами было 150 миллионов тонн накопившегося почти за полвека мусора, отходов жизнедеятельности города, которые собирали, грузили на баржи или грузовики и выбрасывали на свалку — некогда самую большую в мире. Сюда свозилось все, от чего избавляется город, — органические отходы, полиэтиленовые пакеты, упаковка, газеты, сломанная утварь.
После терактов 11 сентября именно сюда, на Западный курган — напротив того, на котором я стоял, — перевезли 1,4 миллиона тонн искореженного металла, разбитых машин и обломков разрушенных башен-близнецов, чтобы следователи в белых комбинезонах могли просеять эти остатки в поисках улик, а люди, потерявшие родных в результате теракта, — прийти в надежде отыскать хоть какую-нибудь вещицу в память о погибших.