Городок мой, Сиривада

— Я не могу жить без нее.

— Но ты поступил бестактно, заявившись к ним в дом вчера вечером.

— Разве ты не можешь понять меня? Я был растерян, не знал, как лучше поступить. Утопающий за соломинку хватается.

— Зачем ты затеял все это? Уедем домой!

— Я увезу ее с собой!

— Увезешь? После того как она столько времени прожила с другим! Ты разобьешь три жизни.

— Это моя Лаласа, моя жена. Дешикачари сказал мне, что не знает ее имени. Можно ли поверить этому? Он ее чем-то запугал, заставил с ним жить. Ведь он старик. Посмотри на его пузо! Что общего у него с Лаласой?

— Дешикачари — опасный человек. Он уже предупредил тебя, поберегись, — сказал Нарасимха Рао. — И все-таки, пожалуй, ты прав. Тебе нужно увидеть ее еще раз и окончательно убедиться, Лаласа это или нет.

На другой день, сидя утром на веранде, Лакшмана Синг довольно фальшиво напевал новую песенку:

На ее лице прелестном
Черные глаза блестят,
Словно…

— Уж эти модные песни! — заметил, входя, Дешикачари. — Дурак поэт сравнивает глаза девушки с виноградинами. Разве в классической поэзии мало прекрасных сравнений?! Так нет, современным поэтам надо оригинальничать!

Синг, изумленно уставившись на Дешикачари, чьего прихода он никак не ждал, сначала и не заметил женщину за его внушительной фигурой.

— Наверное, автор этой песенки очень молод, отсюда и стремление к новым образам, — сказала она, выходя из-за спины мужа.

Синг и Нарасимха Рао предложили гостям сесть, и несколько минут прошло в растерянном молчании; наконец Нарасимха Рао сказал, что пойдет распорядиться насчет чая.

— Я уже давно просил Лаль навестить как-нибудь вас вместе со мной, и вот сегодня она смогла выйти, — проговорил Дешикачари.

Зачем они пришли? Чтобы насмехаться над ним, мучить его? Он должен быть настороже! Ее лицо, такое изменчивое, снова выглядело иным — как будто издалека, из страны грез она вернулась на землю. Она встала, подошла к полке в углу комнаты и принялась перебирать книги. Ее тонкие пальцы, узкие ладони… Синг уже не сомневался, что это Лаласа, конечно же, Лаласа.

— Эту книгу вы, наверное, любите, — сказала она, беря в руки «Садовник» Тагора. — Мне кажется, что вы — романтик.

— Да, я восхищаюсь Тагором, — согласился Синг. — В его поэзии есть и глубокое чувство прекрасного, и живой огонь…

— Но тем не менее это лживая книга. Такая поэзия не нужна Индии! — отрезала Лаласа.

— Значит, вы находите, что в современной поэзии много лжи? — удивленно спросил Синг.

— Не лжи, а воображения. В поэзии наша действительность преображается. По сути дела, нам рассказывают какие-то волшебные сказки, представляют жизнь совсем не такой, какая она есть. Наша литература оторвана от действительности. А ведь столько веков творчество писателей привлекает внимание людей именно потому, что их произведения отражают правду жизни, ее биение, ее трепет, — закончила Лаласа.

Слуга принес чай, горячие пирожки с овощной начинкой. После чая Нарасимха Рао предложил пойти на пляж.

— А миссис Дешикачари пойдет с нами? — спросил он.

— Нет, она пойдет домой, — резко ответил Дешикачари и продолжил спор о поэзии: — А я считаю иначе. Действительно, поэзия — чистая выдумка, плод воображения, ложь. Но она служит постижению высшей правды. Человек не может оторвать взор от земли и устремить его в небо, его кругозор ограничен. Подлинная поэзия обладает «третьим глазом».

— «Божественным зрением»? — спросил Нарасимха Рао.

— Именно так. Ну, пойдемте. Лаль, ты идешь домой?

— А нельзя ли ей пойти с нами?

— Она не хочет. Она решила еще раз увидеться с Сингом. Он ошибочно предполагал, что знает ее; мы пришли разуверить его.

Синг покраснел от досады. Это же настоящий заговор против него!

— Задержитесь, пожалуйста, еще на минуту, — решительно обратился он к Дешикачари. — Я сейчас все объясню. Мою жену звали Лаласа. Я полюбил ее, когда учился в колледже, долго страдал от любви и наконец женился на Лаласе. Я любил ее больше жизни и сейчас люблю. Четыре года назад она ушла от меня к знаменитому Мальванкару. Я уверен теперь, что эта женщина — Лаласа. Второй такой нет на свете. Это она, я не сомневаюсь. Только не знаю, почему она не хочет признаться.

— Если это она, что вы ей скажете? — спросил Дешикачари.

Лакшмана Синг молчал в замешательстве.

— Об этом потом, — ответил он наконец.

— Но надо же и ее спросить, — заметил Нарасимха Рао.

— Я люблю ее больше жизни, — повторил Синг.

— Почему же вы тогда позволили ей уйти? — резко спросил Дешикачари.

— Из уважения к ней, к ее свободе…

— Вы допустили ошибку. Большую ошибку! Женщину надо уважать. Но нельзя забывать о ее благе. Вы предали любовь.

— Что же, по-вашему, не надо было отпускать ее?