— Нет, — запротестовал Лакшмана Синг, — она была на редкость умная, удивительно искренняя… Видно, я не подходил ей, — добавил он грустно.
— Каждый из нас чем-то не подходит своей жене, — возразил Дешикачари. — Разве тот, к кому она ушла, был лучше вас?
— Кто знает… С ее точки зрения, наверное, лучше.
— Хороший человек с любой точки зрения остается хорошим. Он мог показаться ей лучше, чем вы, это верно. Но нельзя признавать нечто реальным только потому, что оно кому-то представляется реальным. Мы привыкли называть это точкой зрения. А если у человека ошибочное, неверное восприятие? Правильнее все-таки считать: такому-то человеку показалось или представилось то-то и то-то, — сказал Дешикачари.
— Ну, а поэты, гении? У них ведь «особое зрение», особый взгляд на мир, — заметил Нарасимха Рао.
— Да, конечно. Их и не следует приравнивать к обычным людям. Но в данном случае речь идет о женщине, ослепленной страстью…
— Вы женитесь когда-нибудь снова? — спросила она, пристально взглянув на Синга.
— Нет, я не буду счастлив с другой женщиной. Кроме того, я все-таки надеюсь, что она вернется.
— А если она вернется, вы не станете упрекать ее?
— Нет…
Она не могла не уловить неуверенности в его ответе.
Дешикачари и его жена проводили друзей до калитки. Придя домой, Синг и Нарасимха Рао уложили вещи. Оба были грустны. Лакшмана Синг неожиданно предложил остаться на один день, но Нарасимха Рао настаивал на отъезде. Он твердо решил заставить друга покончить со всей этой историей.
— Хорошо, поедем, — сказал Лакшмана Синг, — но сегодня вечером я разыщу ее.
— Но зачем?
— Чтобы поговорить с ней еще раз…
— Синг, — мягко убеждал друга Нарасимха Рао. — Эти двое живут в мире и согласии. Она — особенная женщина. Многие супружеские пары живут в согласии, но далеко не у всех хватает духовных сил и ума достичь подлинной гармонии. А между этими супругами полное взаимное понимание. Они не расстанутся, — закончил Нарасимха Рао.
После чая друзья в последний раз отправились на пляж. Они пошли другой дорогой, чтобы избежать встречи с Дешикачари. Нарасимха Рао, встретив своих знакомых, остался с ними, а Лакшмана Синг один направился к морю. Близился вечер, и последние лучи солнца золотили пенящиеся волны. Синга охватила глубокая печаль. Все его терзания и непрестанное томление по Лаласе вдруг будто бы иссякли в нем. К чему все это? — с грустью подумал он. На землю медленно опускались сумерки, и вдруг он увидел женщину. Лаласа! Она стояла на большом камне, потом, сбросив жакет и сари, прыгнула в море. С такой высоты — в волны! Плыть в темноте при сильном волнении! И он еще всерьез думал, что увезет эту женщину с собой в Анантапурам. Безумец! А она по-прежнему бесстрашная, его Лаласа. И не думает об опасности — плывет, рассекая волны. Синг подошел к камню, на котором лежали синий жакет и сари. С берега ее уже не было видно. Покрытое пеной, катящее высокие валы, море выглядело угрожающим. Сингу стало страшно при мысли, что Лаласа где-то там, в волнах. Как хороша была ее фигура на камне — вытянутые вверх прекрасные руки, стройное тонкое тело, изгиб плеч. И эта женщина когда-то принадлежала ему! Да Лаласа ли это? И зачем она прыгнула в такое бурное море? Может быть, увидев его, решила избавиться от преследователя?
— Лаласа! Лаласа! — закричал он.
— Кто это? — отозвалась она.
— Это я, Синг. Как вы там? Сможете добраться до берега?
Смех. Молчание.
— Вы кого зовете? — голос слышится уже вблизи.
— Тебя!
— Да я же вовсе не Лаласа.
— Плыви скорей и выходи на берег.
— Что случилось?
— Я боюсь за тебя.
Смех.
— Выхожу. — Голос звучит совсем близко.
Руками она ухватилась за камень, подтянулась. Синг подбежал к камню, протянул ей руку.
— Не надо, я не соскользну, не бойтесь!
— Бог мой, ты же не взберешься… — И тут он оступился и упал в воду.
— Несносный дурак! — услышал Синг досадливый возглас, погружаясь с головой.
— Лаласа! Я же знаю, что ты — Лаласа! — кричал он, барахтаясь в волнах и глотая соленую морскую воду.
Когда Лакшмана Синг очнулся, то не сразу вспомнил, что с ним случилось. Голова его лежала на коленях женщины.
— Как вы себя чувствуете? — В голосе женщины звучали тревога и нежность.
Он снова закрыл глаза и затаил дыхание, чтобы волшебный сон не прервался. От мокрой одежды его стало знобить, но он боялся шевельнуться.
— Ох, горюшко мое! Чуть не утонул, — наклонившись над ним, сказала женщина с ласковой насмешкой в голосе, и ему показалось, что на лицо его упала теплая слеза.
— Далась вам ваша Лаласа!.. Почему вы думаете, что я Лаласа?
— Не отрицай, — перебил он ее.
— Ну не будем больше об этом. А то вы совсем голову потеряете. И так уже в море свалились, воды наглотались.
Он обнял ее за талию.
— Вы сможете идти? Вставайте, — проговорила она, но не отстранилась.
— Никуда я не пойду, я теперь с места не сдвинусь, — сказал он, притягивая ее к себе и прижимаясь головой к ее груди.
— Лаласа!..
— Да не Лаласа я.
— Но ты ведь узнала меня, поэтому и спасла.
— А незнакомого человека не надо спасать, по-вашему?
— Я должен получить от тебя ответ, моя ли ты Лаласа. Ну зачем ты меня мучаешь?