Городские проказы, или Что случилось в День Дурака в Нордейле

Домой Дэйн возвращался чужими околицами и огородами – точнее, садами. Джип оставил на соседней улице, чтобы дама сердца не углядела заранее, по пути нарвал с чьего-то палисадника белых ромашек (ничего, отрастут новые) – придет и подарит. И тогда, быть может, не получит скалкой или сковородкой по голове, а то ведь, когда живешь с такой женщиной, как Ани – сковородка – это еще милосердно. Спасибо, если снайперская винтовка, заряженная металлическим шариком, которой ненаглядная изредка любила баловаться, в форточку не выглянет. А то ведь с Ани станется: дождется, пока он прокрадется мимо и развернется спиной, и тогда в отместку зарядит ему по ягодицам. И даром, что сама потом будет синяки гладить – сначала все равно зарядит. Такая вот у него женщина – боевая.

При мыслях об Ани внутри снайпера все пело – и умница, и красавица, и печет так здорово; к аромату цветов и травы как раз примешался сладковатый запах булочек – Эльконто всей душой желал верить, что доплыл он сюда из их собственного раскрытого окна. Ведь до особняка остался всего один чужой газон и живая изгородь – мог сюда доплыть аромат их ванили? Мог.

К дому он пробирался с обратной стороны, потому как из кухни были видны центральные ворота, а на бассейн любовались исключительно окна ванн и спален. Пусть ненаглядная не знает, что он вернулся раньше, пусть не готовит свою месть так скоро – вот сначала он искупнется, поваляется на лежаке, подготовится к встрече морально, а там уже можно и скалкой разок получить – не обидно. Зато сегодня он уже вдоволь нахихикался на работе, представляя, как призывно «квакали» на бегу ее кроссовки – «а-а-ах, о-о-ох, еще-е-е-е!». Вот, наверное, оборачивались ей вслед прохожие!

Ух, Ани этого ему не простит.

«А, может, этим утром она не бегала?» – на секунду закралось сомнение.

«Бегала-бегала» – уверил сам себя Эльконто. Всегда бегает, не пропускает. Так что хорошо, что Барта он оставил в штабе – после обеда все равно туда вернется – успеет и «получить», и поесть, и извиниться за пошлую шутку.

Но сначала бассейн – уж слишком сильно манила и влекла разгоряченное солнцем тело прохладная, бархатистая, голубая гладь.

В воду он прыгнул с разбега.

Убедился, что ни из одной форточки не торчит ствол пневматики, скинул одежду, разогнался так, что только пятки по лужайке засверкали (ай, и пусть Ани слышит, что он дома), оттолкнулся от бортика и на короткое время взлетел – воспарил над поверхностью бассейна. А через секунду во дворе раздался такой плюх, что забрызгало не только лужайку, стоящие неподалеку шезлонги, плетеные стулья, но и самую дальнюю живую изгородь.

Фырк-фырк-фырк – выныривали из-под воды мощные руки – гребли, толкали мощное тело вперед, вышибали ладонями миллионы брызг. Бульк-бульк-бульк – плавниками ходили вверх вниз длинные ноги, вилась, словно змейка, за затылком, мокрая белая косичка.

Эльконто и пыхтел, и фырчал и отплевывался. Не останавливаясь, переплыл бассейн четыре раза, два раза нырнул, словно уж, проскользил у самого дна, вынырнул, перевернулся и повалялся на спине, жмурясь на солнышке. Хороший день, чудесный – ленивый, жаркий, застоявшийся во времени – полный расслабон. Именно таким должно быть отличное лето – безоблачным, ласковым, напоенным гудением пчел, ароматом цветущего барбариса и полным отсутствием забот. Лето в кайф!

Оно – это лето – и продолжало бы быть в кайф, если бы не одно «но»…

Свои синие руки Дэйн увидел тогда, когда доплыл на спине до кафельной стенки, перевернулся и попытался выпрыгнуть на сушу. Уперся ладонями о прогретый парапет бассейна, уже, было, приподнялся на предплечьях над водой и вдруг совершенно не по-мужски завизжал. Оперся синей ступней о влажный, залитый водой, мрамор, в довесок разглядел синие голени и синие коленки, вытащил из воды вторую ногу и, поскользнувшись, рухнул обратно в воду.

Его тело поменяло цвет! Совершенно – от и до!

* * *

Сидя на кухонном стуле, завернутый в огромное банное полотенце он и чухался, и стонал, и чесался – слюнявил пальцы и бесконечно тер ими кожу в надежде, что странная краска сотрется.

– Ну, вот кто мог так безобразно подшутить над старым и немощным уже почти человеком? Бессердечные! Вот совсем ведь сердца нет! А если бы у меня инфаркт от страха? А если бы я башкой тронулся от увиденного?

Он и так почти тронулся, когда забежав в дом, посмотрелся в зеркало в прихожей и обнаружил, что из отражения на него глазеет такая же синяя, как и все остальные части тела, физиономия со светлым слипшимся ежиком волос на макушке и сырой ниточкой косички на плече. Рожа почти фиолетовая, а белки глаз зияют в полумраке, как свежесваренные куриные яйца.

Целых тридцать минут Эльконто, используя все подручные средства, мылся в ванной, но эффект остался прежним – лазуритовая кожа лишь сделалась чувствительной и раздраженной от жесткой мочалки.

– Ну, вот кто такой умный, а-а-а? А если это не шутка, Ани? А что, если я заболел и скоро умру?