Пройдя сколько-то по дороге, полицейские замешкались. Вечер наступил прежде, чем произвели они поимку, и теперь в сгущавшейся тьме им стало не по себе. Перво-наперво они понимали, что занятие, за которое они сейчас взялись, не похвально для мужчины, каким бы ни было оно для полицейского. Поимка преступника может быть оправдана теми или иными доводами, как то: здоровье общества и охрана частной собственности, – но никто ни при каких обстоятельствах не пожелает в узилище тащить мудреца. Еще пуще их угнетало знание, что находились они в самой середке густонаселенной страны дивных и что везде тут, куда ни глянь, возможно, бродят легионы стихийных сил, готовые обрушиться и навлечь ужасы войны или даже более страшную напасть – свой нрав. Путь, ведший к участку, долог, вился он между величественными деревьями, те кое-где нависали над дорогой так густо, что даже полная луна не в силах была проникнуть сквозь ту густую черноту. При дневном свете эти люди арестовали бы и какого-нибудь архангела – и, если нужно, даже отдубасили бы его, – зато в ночное время тысячи страхов изводили их и мириады звуков страшили со всех сторон.
Двое держали Философа, по одному с каждого бока; двое других вышагивали впереди и позади. Таким вот порядком двигались они, когда прямо впереди увидели в сумрачном полусвете, как дорогу поглотила гуща деревьев, о каких речь шла прежде. Приблизившись, полицейские нерешительно замерли; человек, возглавлявший шествие (молчаливый встревоженный сержант), свирепо глянул на остальных…
– Ну же, давайте, – произнес он, – какого беса вы ждете? – И двинулся к черному провалу.
– Держите этого человека хорошенько, – сказал тот, что сзади.
– Не мели языком, – отозвался тот, что справа. – Мы слабо вцепились в него, что ли, – да и разве не старик он вдобавок ко всему?
– Ну, держите его как следует, как бы то ни было, потому что если он улизнет – исчезнет, как хорь в кустах. Старики эти – братия скользкая. Вы мне глядите, господин хороший, – сказал он Философу, – коли попытаетесь от нас удрать, я вам двину по голове дубинкой – смотрите у меня!
Всего ничего протопали они вперед, когда звук торопливых шагов вновь вынудил их остановиться, и через миг вернулся сержант. Он был зол.
– Вы собираетесь тут всю ночь проторчать – или что вообще собираетесь делать? – вскричал он.
– Успокойся уже, – проговорил второй, – мы всего лишь пристраиваем тут этого человека так, чтобы он не пытался от нас улизнуть в темном месте.
– Он, значит, о том, чтобы улизнуть от нас, помышляет? – переспросил сержант. – Бери-ка дубинку в руку, Шон, и если он хоть голову в сторону повернет, лупи его по той стороне головы.
– Так и сделаю, – сказал Шон и вытащил дубинку.
Философ ошалел от внезапности всех этих событий, а навязанная ему прыть мешала и думать, и разговаривать, но за эту краткую остановку мысли, бросившиеся было врассыпную, начали собираться у него воедино. Поначалу из-за растерянности от примененной силы, что охватила его, и четверых людей, какие беспрестанно метались вокруг него и говорили разом – и каждый тянул в свою сторону, – Философу показалось, что его окружает громадная толпа, но он не мог взять в толк, чего они хотят. Чуть погодя он выяснил, что людей всего четверо, а из их речей понял, что арестовали его за убийство – от чего Философа накрыла вторая и еще более мощная волна изумления. Не мог он постичь, почему его взяли под стражу за убийство, если никакого убийства он не совершал, а следом вознегодовал он.
– Не сделаю ни шага больше, – заявил он, – пока вы не объясните, куда меня ведете и в чем меня обвиняют.
– Скажите мне, – молвил сержант, – чем вы их убили? Ибо чудо это какое-то, как они скончались без единой отметинки на коже или даже без выбитого зуба.
– Вы о ком толкуете? – требовательно спросил Философ.
– Какой вы весь из себя невинный, – отозвался сержант. – О ком еще, если не о мужчине и женщине, что жили там с вами в домике? Вы им яд дали, что ли? Доставай-ка блокнот, Шон.
– Соображение есть, приятель? – сказал Шон. – Как мне писать посреди потемок, при мне ни карандаша, ни тем более блокнота?
– Ну, тогда потерпим до участка, а пока идем, пусть сам нам все расскажет. Пошевеливайся, не место здесь для бесед.
Вновь зашагали они, и в следующий миг их поглотила тьма. Преодолев небольшое расстояние, они заслышали странный звук – словно сопело какое-то непомерное животное, а еще словно бы шаркали ногами, и потому полицейские опять остановились.
– Какая-то странная штука там впереди, – сказал один приглушенным голосом.
– Вот бы хоть спичку, что ли, – сказал второй.
Замер и сержант.
– Отойдите к самому краю дороги, – сказал он, – и тыкайте дубинками перед собой. Держи этого человека покрепче, Шон.
– Будет сделано, – отозвался Шон.
Тут-то один из них отыскал в кармане спички и зажег свет; ветра не было, а потому спичка горела довольно ровно, и все они уставились вперед.
Посреди дороги лежал здоровенный черный битюг и сладко спал, а когда загорелся свет, конь неловко вскочил на ноги и с перепугу убежал прочь.