Горсть патронов и немного везения

На углу возле пятиэтажного дома стояла милицейская машина с решетками на окнах. Предчувствуя недоброе (время от времени райотдел вспоминал о месячном плане по отлову бомжей), я вошел в прямоугольную арку и очутился в Г-образном старом дворике с традиционными песочницей и качелями посередине; в глубине двора за металлическим забором громоздилось кирпичное здание котельной в оплетке из труб — памятник отечественной теплоэнергетике. Из кустов акации выглядывала «канарейка», на углу котельной стоял зеленый «рафик» — фургон без опознавательных знаков; о чем-то вполголоса переговаривались пенсионеры у парадных. Чтобы понять, что здесь происходит и о чем переговариваются старички, не нужно было иметь больше двух извилин, а две у меня были.

Подойдя к труповозке как раз в тот момент, когда санитары загружали в нее носилки, я отдернул простыню… Синее лицо Рябчика, давно остывшее скрюченное тело, блеклые полуприкрытые глаза и глубокая странгуляционная борозда от удавки обнаруживали признаки насильственной смерти, наступившей часов шесть, а может, и все десять назад.

— Знакомый? — спросил старлей, оторвавшись от планшетки.

Я покачал головой, проводил взглядом носилки. Интересно было бы заглянуть в протокол, что мог сочинять этот писатель в погонах, не хуже меня знавший, что никто ничего возбуждать не будет и никто не будет искать состав преступления: эка невидаль — бомж повесился! Одним больше, одним меньше…

Я пошел прочь со двора. Мне, конечно, следовало дать показания о том, что Рябчик — личность мне известная, поведать, при каких обстоятельствах я с ним познакомился, отдать кастет и нож с его отпечатками пальцев, рассказать и о существовании некоего человека в синем костюме; тогда, может быть, дело о «самоубийстве Рябова Виктора по кличке Рябчик, освобожденного из колонии… где он отбывал срок по статье… предусматривающей наказание за…» повернулось бы совсем по-другому. Как знать, как знать! Пусть меня привлекут по 181-й за ложное показание или по 190-й за недонесение — преступил закон. Но разве вот этот коммерсант за рулем «Исудзу-Трупера», или вот этот на десятицилиндровом «Крайслере-300», или шлюховатого вида блондинка, что подъехала на «Шевроле-Каприо» к магазину «Березка» и отпирает его собственным ключом, или вчерашний капитан, продержавший меня в каталажке ни за что ни про что, или член правительства, о котором доподлинно известно, что на его счету в Межконтинентальном банке Дублина три миллиарда долларов… его не преступали? Все эти стосильные джипы куплены на последние сотни тысяч фунтов?.. А может, такие деньги можно заработать честно? Покажите, где! Я оставлю свою контору и стану трудиться в поте лица всего за каких-нибудь двадцать тысяч баксов в месяц. Я даже согласен не утаивать при этом налоги. Где?.. Не сходя с места, я мог бы привести сотню примеров, когда закон противоречит морали, порядочности, достоинству. Что делать, иногда даже праздник города совпадает с похоронами любимой принцессы — не отменять же похороны.

Я вернулся в машину, распечатал купленную вчера пачку «Кэмела» и закурил. Теперь из рассказанной Рябчиком басни оставались трое: Козел, Бугай и Телка. Найти за оставшееся время не то что спаниеля, а даже мраморного дога было нереально; зато можно было успеть поймать какого-нибудь «дворянина» и обучить его откликаться на кличку Боря. И даже стоять на ушах.

Моей карьере дрессировщика помешал неожиданный звонок.

— Бюро детективных услуг «Шериф»! — имитируя усталое достоинство комиссара Мегрэ, сказал я в трубку.

— Извините, я ошибся номером, — ответил абонент ломающимся голосом подростка.

Я докурил «верблюда», погасил в пепельнице окурок, придя к выводу, что в жизни всегда есть возможность вернуть деньги клиенту. Новый звонок упредил попытку сыграть отступного.

— Слушаю, Столетник! — на сей раз я решил быть скромнее.

— Евгений Викторович! — почти прокричал в трубку тот же голос. — Это Слава Васильченко!..

— Кто?..

— Слава… Васильченко… Вы вчера велели мне дежурить на «птичке» на Калитниковской…

— Славка! — неизвестно чему обрадовался я, только что вспомнив о четырнадцати помощниках, разосланных по всей Москве. — Ну, что там у тебя?!

— Я его нашел! Точь-в-точь копия этого, на картинке из атласа!

— Где ты его нашел?

— Здесь, возле забора стоит мужик и продает. Двести долларов просит.

Разговор я продолжал уже в пути, выжимая из «ягуара» все соки:

— Я еду, Слава! Еду уже! Держи его! Обещай двести десять, двести двадцать… и так далее!.. Через пятнадцать минут буду!

— Понял я, понял!..

«Ну вот! Значит, не зря! Значит, есть на Земле справедливость!» — мчалась перед капотом «ягуара» моя душа, уверенно ведя меня в сторону от старого Калитниковского кладбища. Где-то на Авиамоторной снова заверещал телефон:

— Столетник слушает!..

— Евгений Викторович, здрасьте, это Коля Полищук говорит!

— Коля… Полищук… Слушаю, Коля!

— Я его нашел! С двумя рыжими пятнами на голове, между ними — ромб белый, бленхейм, кавалер — все сходится!

— Где?! — выкрикнул я, насилу уйдя от лобового столкновения с собственным ангелом-хранителем.