Горсть патронов и немного везения

Ирина зевнула, продемонстрировав зубы мудрости, и кабина лифта вознесла меня на пятый этаж гостиничного рая.

В номере пахло вином и падшими женщинами. Разрази меня гром, если моя благодетельница не подрабатывала бандершей на двести процентов от своей официальной ставки! Старый скрипучий паркет еще не просох после уборки; две вплотную приставленные друг к другу кровати с деревянными спинками к умственной работе явно не располагали; корыто для помывки в положении «стоя» под потускневшей, никелированной сеткой душа, забрызганная зубной пастой кафельная стенка над раковиной в несмываемых ржавых подтеках яузской воды, зеркало с отломанным правым верхним уголком, лампочка под защитным плафоном толстого рифленого стекла; в крошечной прихожей — встроенный шкафчик с набором проволочных «плечиков», плешивый коврик, черные брызги гуталина на плинтусе — все, все это уже было со мной, и было не единожды: в Москве и Киеве, в Марселе и Приморске. На какое-то мгновение мне почудилось, будто время остановилось. Я словно уезжал куда-то, а потом возвращался в пункт отправления и опять уезжал, и снова возвращался, и вся моя жизнь заключалась в коротком отрезке дом — отель, независимо от того, в какой стране и в каком городе находился последний. Звонок из кармана сулил прорыв в тягостной атмосфере гостиничной засады.

— Привет, Француз, — прогнусавил Каменев и чихнул.

— Будь здоров, — я притворил дверь в прихожую и, скинув натертые мелом «а-ля Ле-Сабль д'Олонн», повалился поперек кровати: со Старым Опером лучше беседовать, глядя в белое пространство потолка. — Ты простудился?

— Для такой дедукции не надо было кончать юрфак, — проворчал поборник правопорядка.

— Это тебя Бог покарал — за издевательство над задержанным.

— Задержанный, между прочим, выпытывал у собственного отца, где деньги, не гнушаясь бытовыми электроприборами, а потом уконтрапупил его и пытался подбросить самопал соседу через балкон. Ты сейчас где? Факс у тебя поблизости есть или заедешь?

— Если ты имеешь в виду знаменитый сорт пива…

— Ладно, трепач! Мне некогда. А имею я перед собой копии обвинительных заключений, протоколы, оперсводки, справки и постановления от 1970, 1981, 1986, 1993 годов на рецидивиста Ямковецкого Бориса Евгеньевича. Это все, что я раскопал в нашем архиве. Запросил по телефону ГУИН. Сидит твой Ямковецкий, как паинька, там же, в пенитенциарном учреждении КЩ-1354, и сидеть будет еще три дня и три года, до пятнадцатого сентября на рубеже тысячелетий.

Я вскочил и сел, выпалив: «Не может быть!», чего Каменев опровергать не стал, а только сказал:

— Найдешь контору с факсом — позвони капитанше Мартыновой в архив, меня не будет, я уезжаю, — и бросил трубку, не дождавшись благодарности.

В моем природном компьютере определенно не хватало каких-то мегабайтов: как же Ямковецкий сидит, если Майвин платит мне по сто двадцать баксов в час за его поиски, и зачем понадобилось меня подряжать, если он сидит? А если он в бегах, то почему Каменев ничего не сказал об ориентировке? Ведь не могли же в ГУИНе ничего не знать о побеге и всероссийском розыске!

Никогда не страдавший от никотиновой зависимости, я испытал наслаждение от набитой верблюжьей шерстью сигаретки. Моя догадка о том, что Ямковецкий парился на нарах не впервые, подтвердилась; правда, я не думал, что он любит лагерные бараки так же преданно, как я заштатные отели.

Я подошел к окну, распахнул форточку. В номер задувало водяную пыль.

Если Ямковецкий сел в 86-м в третий раз (сидел он уже, надо полагать, как рецидивист, лет пять, и фотография в сельской избе запечатлела его первый день свободы), а в 93-м — в четвертый, то как он за два года умудрился стать совладельцем «Земли» с миллиардным балансом да еще прокатиться по Европе в шикарном автомобиле вместе с дочерью и спаниелем?