Гортензия

Преодолев тяжелый момент, когда она рассказала о смерти дочери, мы закончили завтрак очень приятно, болтая о том о сем. Вернее, главным образом обо мне. Софию интересовало буквально все, и притом у нее был уникальный дар раскручивать собеседника, вызывая его на откровенность. И я почти добровольно сообщила ей размер своей зарплаты, выдуманные имена последних любовников (имя Сатурнен привело ее в восторг, «еще тот, наверное, бабник был твой дружок?»), но потом, как всегда, разговор перешел на мою жизнь с отцом.

София спросила, как бы между прочим:

– А та женщина, подруга отца, о которой ты говорила, какая она?

– Вполне симпатичная, но я редко с ней вижусь.

Ответила я кратко, потому что не хотела о ней говорить. Но София не унималась.

– И это все? Ты не из болтливых, дочка. Красивая? Сколько ей лет?

– Раньше подружки бывали моложе. За пятьдесят, но она отлично сохранилась, надо признать. Расцвет осени, как говорят, – пикантная, с хорошими манерами, всегда прекрасно одетая. Очень привлекательная, хотя и, на мой вкус, слишком увлекается косметикой.

– Похоже, ты ее недолюбливаешь.

– Вовсе нет.

– Маленькая лгунья! – с улыбкой произнесла она.

У Софии хорошо работает интуиция, она права – мне с трудом удается скрывать неприязнь к Изабелле.

– Как ее зовут?

– Изабелла.

– Ах, да, вспомнила. А дальше?

Тон у нее был наигранно-непринужденный, в словах чувствовалась фальшь.

– А дальше – не знаю.

И это чистая правда, хотя и полная нелепость, как я только сейчас поняла: мне не известна фамилия женщины, которая живет с отцом уже больше двух лет. Значит, мне просто и не хотелось этого знать. Пусть навсегда останется чужой.

То ли мне показалось, то ли на самом деле София вздрогнула. Я могла и ошибиться. Но вот к ней вернулось прежнее бесстрастное выражение лица, холодное, немного пугающее. Она уставилась мне прямо в глаза.

У меня не было желания продлевать разговор об Изабелле, но София, безразличная к моему смущению, продолжала расспрашивать, и мной вновь овладела тревога.

– Как твой отец встретился с Изабеллой?

– Точно не знаю, мне кажется, они знали друг друга и раньше, когда он еще жил в Париже.

– Вот оно что? Интересно! Сколько уже времени они знакомы?

Я чувствовала себя как на допросе, не понимая, зачем ей все это было нужно, но подчинилась, словно находилась под гипнозом. Если я заручусь ее доверием, может, и она раскроется?

– Отец не рассказывал мне подробностей. Когда мы вернулись в Париж, он нашел ее, и с тех пор мы жили вместе.

– Нашел здесь, в Париже?

А то ты этого не знала! Мне захотелось ее подловить:

– Нет, в Буа-Коломб, знаете, где это?

– Ну конечно, за Нантером.

– Вы там бывали?

– Нет, никогда. Да и что я там забыла? Я не выезжаю из Парижа, разве что в Бретань, повидаться с родственниками, да и то все реже и реже.

– Да, помню, в Пемполь, верно? А у вас есть братья или сестры?

– Есть, но я не хочу о них говорить. Как-нибудь в другой раз. Лучше расскажи, чем занимается Изабелла, кем она работает?

Далась же ей эта Изабелла! Что за болезненное любопытство ко всему, что имеет ко мне отношение! Но послать Софию подальше я не решилась. Я уже знала: стоило ей вбить что-то в голову, и она не отступит, словно хищник, вцепившийся в жертву. И свернуть ее с пути невозможно.

– По-моему, работает в банке, но не уверена.

– Кажется, банкирша тебя мало интересует. Ведь ты ее не любишь, признайся? Она сделала тебе что-то плохое?

– Да нет, ничего не сделала. Просто у меня отсутствуют гены привязанности, скажем так.

София сузила глаза до щелочек, замолчала, потом снова заговорила глухим голосом, словно вопрос, который она готовилась задать, стоил ей немалых усилий:

– Она, говоришь, красива?

– Да, скорее, очень привлекательна.

– Держу пари – высокая блондинка.

– Вовсе нет, брюнетка. Притом жгучая. Прекрасные волосы, но она часто их забирает в хвост. Скажите, София, что это за нездоровое любопытство, почему она вас настолько заинтересовала?

– Я по своей природе любопытна, а потом, ведь это касается твоей жизни, как я могу не интересоваться? – спокойно проговорила она, снова улыбнувшись. – Ты мне очень дорога, Эмманюэль, ведь ты знаешь. Итак, насколько я поняла, твой отец по-настоящему влюблен, верно?

– Думаю, да. Но я стараюсь не лезть в их отношения.

– Так вот: ты ее не принимаешь потому, что она отняла у тебя отца.

Кровь во мне вскипела:

– Никто никогда не отнимет у меня отца, София!

Она встала и, не произнеся больше ни слова, подлила нам кофе, который оказался чуть теплым. Постоянно чувствуя на себе ее взгляд, я стала молча его пить. У меня было впечатление, что я угодила в расставленную ловушку. Но вскоре я сбросила оцепенение:

– Пожалуй, я пойду.

– Уже? – удивилась она. – А я-то надеялась, что мы вместе прогуляемся до холма Перепелов[30]. Погода прекрасная…

Уступать нельзя. Я встала из-за стола. У меня было только одно желание – поскорее уйти. Пришлось соврать:

– Очень жаль, София, но мы с подругой договорились сходить в кино.

– На какой фильм?

Застигнутая врасплох, я пробормотала:

– Точно не знаю – она выбирала, какой-то старый фильм с Хамфри Богартом.

Но София не сдавалась.