Гортензия

Негодяю не удалось испортить мне тот день, один из самых прекрасных дней в моей жизни. Чудесно было видеть Гортензию такой счастливой, наслаждавшейся подарками, пирогом с каштановым кремом и двумя свечками с половинкой… Вечером мы долго ласкали и целовали друг друга, а потом малышка заснула в моих объятиях.

Но спустя пять месяцев он ее похитил.

Наклонившись к Гортензии, едва ее не касаясь, я прошептала:

– Посмотри. Ты ее помнишь?

Она взяла рамку, приблизила ее к лицу, стала рассматривать с напряженным вниманием. Я положила руку на ее плечо.

– Только осторожно, не порежься.

Фотографию Гортензия изучала долго, молча. Потом подняла на меня голубые глаза, внимательно посмотрела и сдвинула брови. Я поразилась тому, насколько похожи взгляды взрослой Гортензии и ребенка на фото.

– Что это за девочка рядом с тобой?

Голос выдавал сильное волнение, на лице застыл страх. Она поняла.

И мне оставалось только ответить:

– Это ты, Гортензия… Моя Гортензия.

47 Гортензия

– Твоя Гортензия?!

Скорее крик, чем вопрос. Я прорычала эти два слова с яростью, которая внезапно вылилась наружу.

Приехали, вот оно – безумие! Теперь мне было ясно все. Рывком я поднялась с места, а София попыталась схватить меня за руку и проговорила: «Время пришло!» Но я оттолкнула ее с такой силой, что она отлетела на несколько метров, и ей пришлось ухватиться за комод, чтобы не упасть. С трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на нее, я решила сначала все разузнать.

– Ради бога, Гортензия… выслушай меня, – лепетала София, – мне столько нужно тебе рассказать. Время пришло! – повторила она.

– Что еще за время? Кончай бредить, у тебя крыша поехала, ты обезумела! – И почти не отдавая себе отчета, я плюнула ей в лицо со словами: – Грязная старуха!

Плевок угодил ей в самую середину носа, она не вытерла его, он так и остался, белея омерзительным пятном. Размахнувшись, я изо всех сил ударила рамку об пол. Дерево треснуло, осколки брызнули в стороны, а фотография скользнула под журнальный столик. Я проговорила с вызовом:

– Вот что я сделаю с твоей гнусной фотографией!

– Гортензия, не говори так!

По моей милости Софии пришлось опуститься на колени, и она принялась ползать, подбирая обломки. Пеньюар распахнулся, и в вырезе показались обвисшие груди, от чего меня затошнило.

Она встала, прежде чем я решилась повалить ее на пол и избить, как она того заслуживала.

– Смотри, – ныла она, – я поранилась…

В колено ей вонзился большой кусок стекла. Когда София его выдернула, из раны тут же хлынула кровь, залив полу пеньюара. Подскочив, я вырвала у нее из рук фотографию, испачканную кровавыми отпечатками пальцев.

Быстрым жестом я разорвала ее надвое.

– Зачем ты это делаешь, маленькая паршивка! – воскликнула она.

Теперь и София пришла в бешенство: с искаженным от гнева лицом она обзывала меня идиоткой, дурой, жалуясь:

– Господи, знала бы ты, сколько мук я вытерпела из-за тебя!

– Из-за меня?

– Да, из-за тебя! Вы с отцом разбили мою жизнь вдребезги!

У меня закружилась голова, и мне пришлось сесть на диван. Мысли путались, но я попыталась сконцентрироваться и почувствовала, как постепенно ко мне возвращались силы и мужество, заставившие меня сюда прийти, чтобы призвать Софию к ответу.

Она подошла ко мне. Из колена продолжала сочиться кровь, ее белый носок превратился в кровавую тряпку, так что каждый шаг оставлял на паркете темный след. Остановившись передо мной, она посмотрела на меня пристальным ледяным взглядом. Я еще раз упрекнула себя в неосмотрительности: она права, что называла меня дурой, – ослепленная беспокойством за отца, я добровольно отдала себя в ее руки. Но, собрав все силы, чтобы скрыть от Софии овладевший мной ужас, я проговорила чужим голосом:

– За что ты обозлилась на отца?

– У тебя нет отца, Гортензия, – отрезала она. – Только мать. И эта мать – я!

При этих словах я ощутила новый приступ тошноты и громко возразила:

– Никакая я не Гортензия – меня зовут Эмманюэль! И я вовсе не твоя дочь.

Мало-помалу я овладела собой, мысли прояснились. Мне стало легче: хорошо, что я лишь пригубила чай, – если она туда и насыпала снотворного, то оно не подействовало. Я приготовилась к схватке: «Нет, старая безумица, я так легко не сдамся! Можешь не сомневаться – я прикончу тебя первой».

Но она должна поверить, что сейчас я целиком в ее власти. Вздохнув, я закрыла глаза и сделала вид, что погружена в полузабытье. София уселась в кресло, слева от меня, и я почувствовала ее дыхание:

– Не время сейчас спать, детка.