Он понимал, что, прежде чем продолжать переговоры, обязан исправить ошибку, допущенную по вине Коринаама.
Но как?
Ответа не находилось. Оставшись вечером в своей комнате, Харпириас еще долго ломал над этим голову.
Затем, когда было уже очень поздно, у двери раздался женский голос, тихо обращающийся к нему со словами, которых он не мог понять.
— Кто там? — крикнул Харпириас, хотя и так уже догадывался.
Она снова заговорила. В ее голосе ему почудились жалобные, умоляющие нотки.
Харпириас подошел к двери и откинул кожаный клапан. Да, это она, та, которая уже приходила к нему, юная черноволосая дочь короля.
Сегодня она была одета более торжественно: прекрасное платье из белого меха, кожаные башмаки, в блестящую шапку волос прихотливо вплетена ярко-алая лента. Осколок кости, выточенный в форме веретена, вставлен в верхнюю губу и торчит над ней в обе стороны — несомненно, это было принятое у женщин племени украшение.
Однако вид у нее был перепуганный. Широко раскрытые глаза смотрели на него неподвижно, а сотрясавшая ее дрожь не имела никакого отношения к холодному воздуху. На щеке ритмично подергивалась мышца. Харпириас долго стоял, глядя на нее и не зная, что делать.
— Нет, — наконец сказал он ей, стараясь говорить мягко. — Мне очень жаль. Но я не могу это сделать. Просто не могу. — Он грустно улыбнулся, покачал головой и рукой махнул из-за двери в сторону выхода. — Понимаешь, что я тебе говорю? Ты должна уйти. То, чего ты от меня ждешь, я не могу тебе дать.
Она затряслась с ног до головы и протянула к нему руки. Они тоже дрожали.
— Нет, — произнесла она, к изумлению Харпириаса, на его языке. — Нет… пожалуйста… пожалуйста…
— Ты умеешь говорить по-маджипурски?
Очевидно, не очень. У него создалось впечатление, что девушка повторяет заученные слова, не понимая их смысла.
— Пожалуйста… пожалуйста… я… войти?
Это ее Коринаам научил, внезапно подумал Харпириас. Это на него очень похоже.
Он снова покачал головой.
— Нельзя. Ты не должна. Я не собираюсь…
— Пожалуйста! — В ее голосе звучал настоящий ужас. Казалось, она сейчас упадет к его ногам.
Как мог он выгнать ее в таком состоянии?
Харпириас вздохнул и жестом пригласил ее в комнату. Только ненадолго, сказал он сам себе.
Всего на несколько минут, и все.
Девушка, пошатываясь, вошла в ледяную комнату Она никак не могла унять дрожь. Харпириасу захотелось обнять ее и утешить. Но он не мог позволить себе это сделать. Важно было держаться от нее на расстоянии.
Очевидно, она уже исчерпала свой запас слов. Теперь она объяснялась жестами, устроив нечто вроде пантомимы, высоко поднимала руки над головой и опускала вниз по сторонам широким, охватывающим жестом, повторяя это движение снова, снова и снова. Харпириас изо всех сил пытался понять смысл ее жестов. Нечто большое. Гора, не ее ли она изображает?
Имеет ли это какое-то отношение к тем двум мертвым животным, которых сбросили вниз, в деревню, с вершины стены каньона?
Она одной рукой описала спереди от себя округлую кривую от лба к коленям. Это означает живот? Изображение беременности? Наверное, нет.
Она снова повторила жест, изображавший гору, а затем большой живот. Он непонимающе наблюдал за ней. Она открыла рот, показала на свои зубы.
Снова гора. Живот. Еще раз зубы. Харпириас покачал головой.
Девушка задумалась на секунду-другую. Затем вытянула руки к полу под некоторым углом, жест, который, наверное, должен был изображать размер, и начала ходить по комнате на негнущихся ногах, комично неуклюже переваливаясь.
Харпириас совершенно растерялся.
— Животное? Большое животное? Хайбарак?
— Нет. Нет. — Казалось, ее раздражает его недогадливость. Еще раз она показала гору, живот, зубы. Неуклюже прошлась на негнущихся ногах. И на этот раз до него дошло.
Гора, которая ходит, — большой живот — и зубы — крупный человек с большим животом и необычными зубами…
— Тойкелла! — воскликнул он.
Девушка радостно закивала. Наконец-то он понял.
Харпириас ждал. Она снова о чем-то задумалась. Затем, как и в свой прошлый приход, указала на груду шкур, заменяющую постель, постучала себя пальцем в грудь и протянула руку к Харпириасу. Харпириас снова хотел было начать объяснять, что не желает ложиться с ней в постель. Но прежде, чем он успел вымолвить хоть слово, она еще раз разыграла пантомиму «Тойкелла»; потом надула щеки и сделала безумные глаза, что явно должно было означать королевский гнев, и стала прыгать по комнате, яростно размахивая воображаемым то ли мечом, то ли копьем. После чего, уменьшившись от громадной фигуры Тойкеллы до собственных размеров, обхватила себя обеими руками и закатила угасающие глаза. Ранена.
Умирает.
— Тойкелла убьет тебя, если я с тобой не пересплю? — спросил Харпириас. — Ты это хочешь сказать?
Она метнула в него беспомощный, непонимающий взгляд. Он сделал новую попытку, произнося слова громче и медленнее.
— Король — тебя — убьет?
Девушка пожала плечами и снова повторила всю эту бредовую пантомиму.
— Убьет нас обоих? — спросил Харпириас — Или одного меня?