Gosick: Red

— Тот, кто уважает мафию, просто с ней не встречался. Посмотри на город, лишний раз выдохнуть страшно. Пусть Гарбо и меценат, но всё-таки… — Слушая доводы Кадзуи, Ник перевернул страницу журнала, заметно нахмурившись.

— Смотри, про благотворительность и пишут. О пожертвовании церковникам. Он умудрился тогда целый спектакль устроить. Дальше раздел о детстве, о любви к редким животным. Он даже готов купить таких зверюшек, если свободные деньги появляться. В целом, неплохой парень. Правда, статья явно писалась для «жёлтой прессы».

— Вот именно! Конечно, любовь к экзотике можно списать на воспитание, в остальном же всё спорно.

— Ладно, твоя взяла… Благо, статья о Гарбо здесь не одна единственная, на носу президентские выборы, ведущий кандидат господин Голдсворт. Корни его восходят к древнему роду пуритан, занимающихся фермерским делом на яблочной плантации. Несомненно, на это и сделана основная ставка.

— А ещё на неподкупную улыбку и доверие избирателей. — Отметил Кадзуя, всматриваясь в фото. — Честностью Голдсворт ломает все основы капитализма, мафия таких не забывает, особенно когда что-то идёт вразрез с их интересами. Постой ка… пролистни дальше. Вот это уже интересно.

— Что там?

— Статья написана от имени некого господина Гувера, секретаря Федерального бюро расследований США. Вот только не похоже, чтобы он написал всё это от своей руки. Но я и представить не могу, как такие новости просочились в развлекательный журнал…

— Какая разница? Ты читай давай! Читай!

— Хорошо, хорошо… Тут далее рассказывается про Ривера Валентайна, одного голливудского актёра, вполне возможно, очередного завсегдатая итальянских кофе. В новом фильме с его участием большая часть актёрского состава — европейцы. И прочее…

Распрямившись в полный рост, и встав так, чтобы лучше видеть текст, Кадзуя снова взглянул на Ника, поднявшего взгляд к небу. И пока он задумался на мгновение, Кадзуя молча выбросил журнал в мусорную урну, но Ник это заметил.

— Эй, ты чего?

К несчастью, внимание на выходку Кудзё обратил и хозяин газетной лавки, ненадолго отошедший от прилавка, но сейчас уже бегущий обратно спасать товар, пресекая улицу громогласными шагами.

— Вы совсем одурели, граждане!? Кто деньги платить будет?

Итогом долгих разборок стало безоговорочное признание Кудзё своей оплошности, покупка помятого журнала и череда извинений, за которой последовала неожиданная развязка. Вместе с журналом Кадзуя решился попробовать кексы, испечённые дочерью газетчика, чему последний был несказанно рад.

— Так много? Мне-то оставь кусочек!

Из Итальянского квартала друзья отправились прямиком навстречу Китайскому, двигаясь на запад к югу острова Манхэттен, откуда открывался вид на Эмпайр-стейт-билдинг по правую сторону. Нынче в архитектуре всё больше внимания отводится железобетону, сменяя прошлые нравы, а здания с опорой на новую конструкцию заполняют всё вокруг. И порой люди умудряться выточить на камне вдобавок какую-нибудь картинку, чаще всего исторического содержания, в позолоте, подобно шелковому гобелену.

На углу дальнего проспекта, затаившись в ветвях раскинувшегося во все четыре стороны парка, начиналась «Улица корреспонденции». Настоящей улицей этот переход сам по себе не являлся, так его окрестили местные проходимцы, ввиду расположенного поблизости офиса крупного печатного издательства. Но чтобы пройти к нему следовало пробраться по загруженной дороге, и протиснутся меж служебных машин, сторожимыми личными водителями владельцев.

Почти слившись со камнем, у стены офиса «Дилли Роуд» одиноко ждал хозяина истерзанный временем велосипед старого образца. Здесь и пришло время попрощаться.

— Сверхурочные это не про Вас, дорогой Кудзё?

— Зато отправлюсь домой в гордом одиночестве!

— Тогда ждём возвращения! — Ответил любезностью Ник и влетел в дверной проём, пока Кадзуя вовсю готовился наматывать круги по городу.

***

Шла зима 1930 года. Шторм, именуемый Второй мировой войной, наконец, затих.^* Но до сюда не добрались его порывы, обойдя и Европу, и Азию. По крайней мере косвенно. Нетронутый бедами, здесь процветает новый мир, новая нация, стремящаяся взобраться к вершине успеха. Не такую ли эру принято называть «Золотым веком»? Когда увядающие державы, над которыми теперь, подобно снегу, витает пепел, уходят в небытие, Новому свету уготовлен иной путь. На самом востоке города лежит Манхеттен, сердце Нью-Йорка. Край, обуреваемый надеждами, неистовыми надеждами.

Просветлевшее зимнее небо озаряло проезжающих по Бруклинскому мосту, людей всегда деловых и занятых. Кадзуя и не заметил, как влился в этот поток, крутя педали. Крутя педали… Педали крутя… Снова и снова, пусть грудь защемляет. Оказывается, на деле Бруклинский мост ещё больше, чем кажется. Ветер дует в лицо, закатывая воротник, и дорога всё не кончается… Нет, всё-таки кончается!