Через душевную муку, через сердечную тоску, не с высоты Божественного величия, не умаляемого нашими грехами, а через боль и унижение до самой глубины. Приняв и понеся на Себе все свидетельства вражеской злобы, от поцелуя на щеке до гвоздей в запястья. Отрекаясь от любой возможности, да что там – от любой мысли об отмщении.
Прощает не тех, кто просит милости и признает Его Господом, а тех, кто в те часы это прощение не удостоил бы и плевка.
И заслоняет Своим прощением перед Отцом: прости им, Отче, ибо не ведают, что творят. Он не желает стать причиной адских мук – ничьих. Если Он осудит за то, что с Ним сделали, никто не устоит; но Он не осуждает. Он прощает, и уже прощенные вольны принять это прощение или им пренебречь.
Смерть
Было же около шестого часа дня, и сделалась тьма по всей земле до часа девятого: и померкло солнце, и завеса в храме раздралась по средине.
Иисус, возгласив громким голосом, сказал: Отче! в руки Твои предаю дух Мой. И, сие сказав, испустил дух (Лк. 23:44–46).
Сострадаем Сострадающему нам и смиряемся Его смирению.
Источник воды живой говорит: «Жажду», и сама с собой расстается на Кресте Жизнь. Во тьму тьмы спускается Свет, да не останется отныне вечной разлуки.
Пересохших губ не коснется вода, но под копьем изольется из-под сердца, омывая, очищая, крестя нас, заливая огонь и жажду ада.
Мы в ужасе и скорби стоим перед Его Крестом и Гробом, и от нестерпимой боли меркнет солнце и, как завеса, рвется сердце. Пятница – достижение всяческого предела и шаг за предел: человек разлучается с Богом, и стоящие у Креста не утешены и не ободрены.
Как страшна их первая ночь без Христа. Как плачут они во тьме: «Как же мы теперь без Тебя? Зачем нам сама жизнь?»
А Господь отвечает от гроба: свершилось, растерзаны узы смерти, отныне вы свободны. Радуйтесь о воле Отца, радуйтесь о мужестве Сына, радуйтесь о торжестве Духа, о Любви, победившей смерть.
Его свет и жизнь невидимо сияют тем, кто во смертной тьме не знал никакой надежды.
Ты вернешься, Победитель, ни минуты не бывший побежденным. Вернешься к нам, терзающимся, зовущим и живущим Тобой. Вернешься, чтобы утереть слезы, которые мы льем, пока Ты обнимаешь тех, к кому сейчас сошел.
Вернешься – и возрадуемся о Тебе.
Крепка, как смерть, любовь, сказано древним. А отныне скажут: смерть перед Любовью ничто.
Стоявшие у креста и гроба
…пришел Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова.
Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер?
И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу.
Он, купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею, и положил Его во гробе, который был высечен в скале, и привалил камень к двери гроба.
Мария же Магдалина и Мария Иосиева смотрели, где Его полагали.
По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его (Мк. 15:43–16:18).
В истории с женами-мироносицами и теми несколькими мужчинами у Креста и Гроба Христова поражает, насколько же им был нужен и дорог Он Сам.
Все кончено. Он убит. Прахом пошли три года жизни тех, кто ходил за Ним, прахом – их мечты, чаяния… даже не политические, не эгоистичные. Совершенно любые. Хотя политические и эгоистичные, конечно же, в первую очередь.
Но есть те, кто любил Его не за свои надежды и Его возможности. И даже не за Его слова, учение.
Просто Его Самого. Таким, какой Он был. Любили не Проповедника, Равви, Мессию, Царя, а Человека.
Не только Его слова, но Его голос, не только чудеса исцеления, но Его доброту.
Любили Его Самого.
Те, кто стоял у Креста и Гроба, пережили глубочайшее чувство жалости живого к мертвому. Сильного – к слабому, бессильному и все потерявшему.
Эта жалость – скорбное одеяние настоящей любви, не ищущей своего.