Господь, мы поднимаемся

Мальчишкой по-прежнему словно руководила чья-то чужая умная воля: место сбора детей было выбрано идеально, вдалеке от крупных городов, в самом центре страны, в глуши, на территории аббатства, которое напрямую подчинялось указам Папы, а не местным епископам. Одиннадцатилетний пастушок, не знающий ни географии, ни политического расклада в стране, оставлял будущим летописцам одну загадку за другой…

– Нас Папа благословил. Если я не пойду, все будут считать меня трусом, – глухо буркнул Патрик, стараясь не смотреть на разгневанную сестру.

– Пусть считают! Вот подрастёшь, иди куда хочется, а пока я за тебя отвечаю, ты останешься дома! – ничего не хотела слышать Мария. – Этот ваш Стефан безумец! И шага за порог не сделаешь!

Ну как ей объяснить, что мир скоро закончится? Патрику хотелось показать ей свои порезанные пальцы, чтобы доказать, что в его крови тоже есть частичка крови избранного; ему хотелось сказать, что она ничего не понимает, что его имя уже записано на небесах, и что он не предает её, наоборот, спасает её душу. Но в свои семь лет он не умел говорить так складно, как Стефан, и, кроме того, интуитивно понимал, что все его слова для сестры пустой звук.

– Подумай о маме! – чувствуя внутреннее сопротивление брата, пустила в ход свой главный козырь Мария. – Вспомни, как мы её ждали. Вдруг она вернётся, а тебя нет. Что я ей тогда скажу?

– Нет у нас никакой мамы. Хватит уже притворяться, – неожиданно ответил Патрик. – Бросила она нас. Стефан говорит, что, если мы пойдём в Иерусалим, все грехи наших родителей простятся. Даже если мама повесилась.

– Не смей так говорить, – обмерла сестра. Ей казалось, что сейчас перед ней стоит совершенно чужой человек. Раньше Патрик смотрел на мир только её глазами, а теперь оказалось, что всё то влияние, которое она могла оказать на брата раньше, вдруг забрал какой-то Стефан.

Их спор продолжался до самого вечера. А затем брат неожиданно сдался и довольно легко пообещал остаться дома. В доказательство, что он никуда не пойдет, сходил во двор и принёс заранее приготовленную котомку. В ней оказалось лишь несколько сухарей, два свечных огарка да гипсовая фигурка Божией Матери – всё, что ему удалось собрать к походу на край земли. Весь остаток дня брат оставался тих и послушен.

Марии насторожиться бы, но она, наоборот, успокоилась, приняв видимость за сущность.

К закату небо затянули серые низкие тучи. Заморосил мелкий дождь. С дыр старой крыши закапала на пол вода. От разгорающихся дров в открытом очаге по лачуге расплылись полосы сизого дыма. Сестра сидела на корточках у очага, подкладывая в огонь сухие щепки, а брат сидел рядом с ней и обещал, что завтра же найдёт солому и сам заделает каждую щель в кровле. Об Иерусалиме они больше не вспоминали. Спать легли вдвоём на свою единственную постель из старых овечьих шкур, причем Патрик прижался к сестре, как делал это всегда, когда был совсем маленьким.

А утром, когда Мария проснулась, Патрика в лачуге уже не было. Он бросил её, точно так же, как когда-то их бросила мать, незаметно уйдя в ночь, аккуратно прикрыв за собой входную дверь.

Весь следующий день Мария не находила себе места. Ждала брата, как всю свою жизнь ждала маму. Ей не верилось, что он может её вот так бросить. Обманывала себя, уговаривая свое сердце, что он ушёл по каким-то насущным делам, может, за соломой, и вот-вот должен вернуться. Но к концу дня на её переносице все глубже прорезалась скорбная складочка, а глаза стали совершенно несчастными.

Плакала, жалела себя, стараясь заполнить образовавшуюся в душе пустоту обидой на брата. Пусть уходит, пусть сам поймёт, что главное на свете у человека – это его дом, где его любят и ждут, где он по-настоящему нужен, и любой путь на земле имеет смысл только тогда, когда он ведёт к этому дому.

А затем вдруг внезапно осознала, что больше ни минуты не может оставаться одна.

До вечера Мария расспрашивала всех, где находится этот самый Вандом. Осторожно выяснила, что вместе с Патриком пропали ещё двое соседских мальчишек. Поняла, что во избежание погони со стороны их родителей, они пойдут не по дороге, а по лесам, вдоль берегов текущих на запад рек. Заново собрала оставленную Патриком котомку. Она не хотела покидать дом, но оставаться здесь одной в пассивном ожидании она не хотела ещё больше.

От Сен-Дени до Вандома было очень далеко. Марии было бы безопасней переодеться в мальчика, но у неё не было подходящей одежды. Кроме того, о себе она почти не думала. Её преследовал образ брата, зовущего на помощь. Девочке хотелось уйти прямо сейчас, но она заставила себя дождаться рассвета. Ночь не спала. А когда в щели над дверью показался слабый свет, взяла котомку и без колебания вышла на улицу.