Читаем Господа Чихачёвы полностью

Западники же, со своей стороны, стремились следовать Западу в политическом и экономическом отношении. В зависимости от представлений о будущем развитии человечества они распадались на две группы. «Либеральные» западники, такие как Тимофей Грановский, Василий Боткин и Павел Анненков, обращались к индустриальному капитализму и представительному правлению в поисках решения животрепещущих проблем российской действительности, тогда как «радикалы» (Виссарион Белинский, Александр Герцен, Михаил Бакунин) были настроены более критично в отношении капитализма и со временем обрели интеллектуальное пристанище под сенью европейского социализма. Обе группы западников являлись наследниками философии французского Просвещения и поборниками «гражданского национализма», основанного на идее национального государства и французской модели национальной идентичности, определяемой гражданством.

Этот диалог сформировал основу для представлений Андрея, который (из скромности или же из неведения) никогда явно не определял свое место в интеллектуальном пейзаже русской культуры. Можно попробовать сделать это сейчас, проанализировав идеи Андрея для более глубокого понимания русской истории. Знание того, на что (пусть даже подсознательно) реагировал Андрей, покажет, в какой степени этот провинциальный читатель понимал важные для его эпохи концепции и как, достигнув этого конкретного представителя призрачной «читающей публики», эти идеи упрощались, трансформировались и иногда оставались непонятыми. В то же время, рассматривая идеи Андрея в ракурсе русской интеллектуальной действительности, мы видим, насколько не совпадают сферы интеллектуальной и провинциальной жизни. Хотя Андрей не может представлять всех помещиков, он является воплощением много обсуждавшегося «типа», а это означает, что его личные записи дают ценнейшую возможность увидеть не некий тип, а человека из плоти и крови. Журналистские занятия Андрея очень напоминают деятельность многих других дворян-помещиков, а потому позволяют судить о вероятной реакции массы образованных провинциалов на «великие идеи», распространявшиеся в Санкт-Петербурге, Москве и Западной Европе.

Андрей лишь однажды, в 1847 году, увидел одно из своих сочинений на страницах общенациональной газеты – «Московских губернских ведомостей», в составе компиляции материалов под названием «Два слова о работах господских людей», ранее уже опубликованных в «Земледельческой газете» и сопровождавшихся замечанием редакции, что

Установление хозяйственных отношений на нормальных основаниях отразится не в одной выгодности земледельческих работ, оно поведет далее – к изменению хозяйственных привычек, обычаев, которые в свою очередь имеют неотразимое влияние на нравственный и вещественный быт всех классов[897].

Под «нормальными основаниями» подразумевалась, конечно же, отмена крепостного права. Отрывки из статей Чихачёва и еще одного помещика – некоего Козлова – свидетельствовали о том, что и сами дворяне были готовы к такому переустройству. Тогда как Козлов доказывал, что наемный труд был экономически более выгодным для землевладельцев, текст Чихачёва о чистоте в доме прямо к крепостному хозяйству не относился. Соседство этих тем кажется странным, но, с точки зрения Андрея, они отражали тесную связь понятий дома и имения. Андрей обращается к своим товарищам-землевладельцам с пылким призывом оставить свою «барскую спесь» и исследовать те темные углы дома и усадьбы, войти куда многим хозяевам, по-видимому, казалось унизительным из‐за преувеличенного мнения о своем положении. Он заявляет, что порядок и процветание всех обитателей имения – господ, крестьян и тех, кто стоит на иерархической лестнице между ними, – зависит от проявляемого барином (и, по умолчанию, барыней) внимания к каждой мелочи внутри дома и за его пределами. Андрей далек от того, чтобы возмущаться вмешательством российской высшей власти в повседневную жизнь знати, но предлагает, чтобы каждый из царевых слуг точно так же следил за жизнью подвластных ему людей для обеспечения соблюдения порядка и наилучшего выполнения их обязанностей: «А я говорю, и всякий рассуждающий ‹…› тоже скажет, что непременно и всенепременно порядок в доме должен быть ежеминутный, и чтобы всякого посетителя можно было милости просить везде пройти по всякую пору»[898].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги