Господа Чихачёвы

Осип Сенковский сам сочинял многое из того, что наполняло его журнал, но при этом скрывал свое авторство за многочисленными яркими псевдонимами. Фразьер полагает, что Сенковский намеренно вел эту игру, жонглируя образами и трактовками отношений между писателем и читателем[977]. С другой стороны, в заметке, напечатанной в «Земледельческой газете» в 1846 году, Андрей решительно настаивает, что все статьи должны быть подписаны подлинными именами авторов, причем указывать следует не только имя, но и адрес. Поскольку его задачи были более прагматичными и значительно проще целей писателей-романтиков, он побуждал корреспондентов периодических изданий снять маски, чтобы заинтересованные читатели могли вступить в дискуссию с авторами. «Как бы это хорошо», писал он, если бы читатели могли больше доверять писателям и те, кто при обычных обстоятельствах вряд ли когда-нибудь встретится, могли бы познакомиться по переписке и, возможно, даже сблизиться[978]. Шли годы, но Андрей не изменял своим убеждениям: в 1848 году он опубликовал другую статью, озаглавленную «Об общем дворян участии в „Земледельческой газете“»[979], а к концу своей журналистской карьеры, в 1865 году, еще одну – «Заочное знакомство (о передаче писем от сотрудника к сотруднику – через редакцию)»[980]. В ней Андрей с уверенностью человека, который публикуется уже два десятка лет, называет товарищей-корреспондентов «сотрудниками», а не «дворянами»; то есть к этому моменту он воспринимает журналистику как свою профессию.

Рассуждая о возможности познакомиться и даже близко подружиться, переписываясь с кем-либо по поводу журнальных статей, Андрей опирается на собственный опыт. Его добрый друг, астраханский помещик Владимир Копытовский, с которым Андрей оживил систему «почтовых сношений», заброшенную после ссоры с Яковом, и который называл Андрея «милым братом», никогда с Андреем лично не встречался. Сохранились и другие письма от читателей, да и сам Андрей писал некоторым журналистам-любителям, работой которых восхищался. Он также обильно украшал свои номера «Земледельческой газеты» пометками и одобрительными надписями (например, «весьма полезная статья» и «отлично-хорошая статейка»), словно не читал, а беседовал с авторами статей.

В 1850 году Андрей получил письмо от Александра Дураковского из Псковской губернии, который только что вступил на «поприще сельского хозяйства» в имении, унаследованном от отца. Он хотел получить совет о том, как «заводить новые хозяйственные постройки» в усадьбе и как «ознакомливать крестьян своих с всевозможными ремеслами», в особенности по изготовлению «решет», то есть ткацкому мастерству, о котором Андрей незадолго до этого писал[981]. Другое письмо было написано неким Елисеем Мочалиным, назвавшим себя «внуком» Андрея. То ли он имел в виду значительную разницу в возрасте, то ли этот Елисей был сыном крестника Андрея, а потому связан с ним узами не крови, но веры. В любом случае Елисей Мочалин был еще одним преданным читателем «Земледельческой газеты», разделявшим глубокую озабоченность – и конкретные идеи – Андрея по поводу общественной жизни; он даже писал c той же витиеватостью. Иными словами, оба были детьми одной и той же провинциальной культуры, взращенными на сочинениях Булгарина и подобных ему писателей[982].

В апреле того же 1850 года Андрею написал Николай Черепанов, близкий друг Якова, поведавший, что Булгарин является и его любимым писателем, но что ему все же больше нравятся сочинения самого Андрея: «…но ваше письмо превосходит все его сочинения для меня в приятности слога и занимательности, и за ваши труды на счет описания Ковровского уезда, многие и многие почтенные особы скажут вам, спасибо». Он благодарил Андрея за одолженные ему книги, особо отметив, что, хотя шестая часть мемуаров Булгарина и не печаталась в газетах, он смог прочитать ее в Библиотеке для чтения[983].

Еще одним единомышленником Андрея был его друг детства Н. Саранский. Во взрослом возрасте Саранский и Андрей Чихачёв много лет не общались, и близость возникла не в результате длительной взаимной интеллектуальной поддержки, как это было с Яковом. В 1850 году Саранский написал Андрею, рассказав о своей жизни после выхода в отставку, когда он занялся управлением своим имением: «Я не сколько забочусь о себе, как о своих мужичках». Как и Андрею, ему нравилось беседовать со своими крестьянами, но он также понимал, как полезны такие разговоры: «Беседа моя с ними доставляет мне неизъяснимое удовольствие. Этим ласковым приемом я пользуюсь полным их доверием». Кроме того, Саранский попросил у Андрея совета, поскольку хотел научить своих крестьян некоторым ремеслам: «Крестьяне будут всю зиму жить в семействе и получать хоть не<нрзб> выгоды; а я не буду нуждаться в мастеровых»[984].