Господа Чихачёвы

Эстафету у Гоголя принял Иван Гончаров в романе «Обыкновенная история» (1847), описывающий превращение своего героя Авдуева «из юного провинциала с наивными и нелепыми мечтами о писательской славе в прагматичного жителя северной столицы». Путь от амбициозного, но сбитого с толку будущего писателя к снискавшему признание профессиональному литератору идет параллельно с эволюцией взглядов Авдуева на провинциальную усадьбу. Юноша начинает писательскую карьеру, находясь в столице и имея на расстоянии наивные представления о жизни в деревне. Затем он отправляется в деревню, чтобы узнать, как много ошибочных советов дал, и наконец возвращается в город, чтобы «учиться дальше и написать книгу». Григорян указывает, что «момент, когда он приступает к работе в качестве журналиста, раздающего советы об образцовом ведении поместного хозяйства, по замыслу, должен был совпасть с отказом от туманных мечтаний восторженного писателя-дилетанта ради более трезвой чувствительности Века позитивизма»[1000]. Наконец, даже в западноевропейской литературе есть пример того, как воображаемый идеальный читатель обретает жизнь: французский торговец Жан Рансон был так тронут «Юлией» Руссо (1761), что написал автору множество писем, называя того «l’Amia Жан-Жак» («милый Жан-Жак»), что напоминает о возможной близкой дружбе Андрея с «Фаддеем моим Венедиктовичем».

Синтез идей своего времени в сочинениях Андрея не был чем-то уникальным: в Московском обществе сельского хозяйства и среди читателей его статей, с некоторыми из которых он переписывался, у него были единомышленники[1001]. Не случайно преобладающее большинство его публикаций появлялось в «Земледельческой газете», предназначавшейся для подлинных его товарищей из числа среднепоместных дворян. Успехом своей журналистской карьеры Андрей отчасти был обязан искусству компиляции этих идей для читателей, так же как и он, стремившихся сохранить свои традиционные ценности, но при этом жаждущих процветания и надеявшихся обеспечить своим детям возможности получше, чем были у них самих.

Андрей нашел способ смотреть на мир, сочетавший, казалось бы, несочетаемые идеи, где русская самобытность не предполагала согласия с многочисленными материальными и нравственными недостатками, которые жители русской провинции наблюдали вокруг себя. Потому неудивительно, что издатели «Земледельческой газеты» с энтузиазмом печатали его статьи. Также неудивительно и то, что недавние исследования истории печати и сельского хозяйства в России обнаружили множество других людей, разделявших ключевые ценности Андрея и его убеждение в важности провинциального дворянского поместья для будущего России. В самом деле, было бы весьма странно, если бы его точка зрения не оказалась бы вполне общепринятой для образованных, но в основном консервативных и не уверенных в завтрашнем дне провинциальных помещиков. Их ценности на долгое время были позабыты, но не из‐за их необычности или ошибочности, а потому, что их не признавали и презирали городские интеллектуалы, властвовавшие над русской литературой и историографией.

К середине XIX века, вероятно, было уже поздно уповать только на развитие образования для решения проблемы крепостного права, но значение идей Андрея состояло в том, что в них не было ни охранительства и пессимизма облеченных властью, ни возмущенного отчуждения интеллигенции. Не вхожий в столичные интеллектуальные кружки, Андрей, вероятно, был лишен товарищеской близости с равными ему по способностям людьми, но приобрел свободу не участвовать в спорах, где пришлось бы выбирать, на чьей ты стороне. Он не был ни западником, ни славянофилом, ни либералом, ни консерватором, ни реакционером, ни радикалом. Он был верноподданным, ожидавшим, что перемены приведут к прогрессу. Он стремился использовать свое европейское, по сути, образование, чтобы яснее увидеть и глубже понять Россию. Он жаждал социальных изменений, ради которых не пришлось бы приносить в жертву свои социальные ценности или политический status quo. Это отличает его от представителей общепризнанных интеллектуальных кругов. Хотя он черпал знания из разнообразных источников, а его мировоззрение, несомненно, было вторичным, его тем не менее отличала независимость в том смысле, что он не примыкал ни к одной школе мысли. Как сказал он сам, в Париже, Санкт-Петербурге, Москве и Бордуках «есть статейки изрядные»[1002].

Заключение

Прожив вместе долгую жизнь, Андрей и Наталья застали мирные и достаточно благополучные времена, позволившие им потратить скопленные средства на капитальные улучшения в своих имениях, которые, как они надеялись, перейдут к будущим поколениям их семейства. Пережив различные испытания и потери, они вырастили двоих детей, вот-вот должны были появиться внуки. Чихачёвы вели оживленную светскую жизнь, их труды привели к успеху, окружающие (в число которых входили тысячи читателей публицистических статей Андрея) уважали их заслуги.