Господи, научи нас молиться. Личная молитва по преданию святых отцов

Сегодня часто говорят, что следует «молиться и телом», и потому придают большое значение соответствующим «техникам». Однако отцы имели в виду совершенно иное. Тело отнюдь не существует как нечто самостоятельное рядом с душой. И то и другое составляют вместе некое совершенное единство. Человек молится весь, телом и душой, и тело становится средством, с помощью которого душа делает видимой свою «особую настроенность», в данном случае свое невидимое само по себе стремление к Богу. И это немаловажно, как мы еще увидим, поскольку это «облечение в тело» предохраняет внутренний настрой от растворения в чем-то неопределенном.

* * *

Воздевание рук было столь естественным образом связано с молитвой, что в писаниях древних это выражение можно было встретить в качестве простого синонима молитвы. Отцы хорошо понимали, что этот жест отнюдь не был исключительно христианским. Не только евреи, но и язычники простирали руки для молитвы и делали это, не только обращаясь к своим идолам. К примеру, Климент Александрийский рассказывает, что мифический Эак, сын Зевса и образец мягкости и благочестия, воздеванием своих «чистых рук» к небу испросил кратковременный дождь для высохшей земли[362]. Однако в этом, как и в других религиозных традициях, общих для всех людей, отцы стремились выделить их особое христианское значение, даже если речь шла о формах, употребительных у народа Ветхого Завета.

«Моисей, „иерофант“[363], обратил в бегство Амалика, когда, подражая Христу, простершему руки Свои на кресте, взял жезл свой двумя руками[364]. Поэтому и мы победим сатану, если прострем руки свои в молитве. Если бы святой Моисей держал прямо свой жезл, не отклоняя его в обе стороны, то разве могли бы его руки отяжелевать так, что Аарон и Ор должны были поддерживать их справа и слева?[365]

[Поэтому] особенно помогает моление [с руками, распростертыми] в форме креста. Ибо таким образом мы получаем благословение от Бога[366] и, в свою очередь, благословляем других. И святой Моисей благословил народ в момент освящения скинии и посвящения его брата в священники, подняв к небу крестообразно сложенные руки»[367].

Но не только в истории спасения Ветхого Завета мы находим глубоко укорененным этот жест, значение которого раскрывается полностью лишь в Новом Завете; отцы полагали, что он таинственным образом запечатлен уже в самом порядке творения.

«Ибо молятся и все ангелы, молится все творение, молятся домашние и дикие животные[368], и преклоняют колени, и, выходя из своих стойл и логовищ, не напрасно взирают на небо, подавая голос в соответствии со своими привычками. Да и птицы, поднявшись утром, устремляются к небу, простирая вместо рук крылья наподобие креста, и издают звуки, которые кажутся молитвою»[369].

Подобным же образом Климент Александрийский усматривал в направлении оси древнейших языческих храмов удивительную, неведомую самим язычникам ориентацию людей к истинному «восходу», то есть ко Христу[370].

* * *

Эта идея «образца» и «исполнения» глубоко библейская, как это нам показывают Евангелия. Апостол Павел усматривал в событиях и личностях Ветхого Завета «образы» (týpoi), «истинное воплощение» которых осуществил только Новый Завет[371]. В этом смысле в Моисее, молящемся с крестообразно распростертыми руками и таким трудным стоянием победившем Амалика, отцы усматривали образ Христа, крестом побеждающего духовных «амаликитян», то есть бесов. Это хорошо понимают и сами бесы и потому делают все возможное, чтобы заставить молящегося опустить руки, как рассказывает Евагрий об одном из святых. «Но святой никогда не ослаблял рук, не завершив обычной молитвы своей»[372]. Оба очень хорошо знали, что происходит, когда на молящемся запечатлевается образ Распятого.

«Авва Лот, посетив авву Иосифа, сказал ему: „Отец мой, по силе моей я совершаю малое молитвенное правило, соблюдая умеренный пост, занимаюсь молитвою, пребываю в размышлении и безмолвии, стараюсь соблюдать чистоту [мыслей], не принимая греховных помыслов. Что надлежит мне еще сделать?“ Старец встал и простер руки к небу: персты его соделались подобными десяти возжженным светильникам. Он сказал авве Лоту: „Если хочешь, — сказал он, — будь весь как огнь!“»[373]

Такова «пламенная молитва», как называют ее Евагрий[374] и Иоанн Кассиан[375], что преобразует человека в ангела[376], поскольку ангел состоит по большей части из «огня» (Пс. 103:4), и освобождает его от всего земного, чтобы сделать его, подобно ангелу, «предстоящим перед Богом» (Лк. 1: 19).

«Об Авве Тифое (то есть Сысое) рассказывали, что дух его, если он быстро не опускал рук, стоя на молитве, воспарял к горнему. Поэтому, если случалось, что братья молились вместе с ним, он спешил побыстрее опустить руки, дабы дух его не был восхищен и не пребывал долго [в горнем]»[377].

К Тебе возвожу очи мои, Живущий на небесах (Пс. 122: 1)