Господин Фицек

Снаружи карусель была покрыта потрепанным бархатом и кривыми зеркалами, а внутри по кругу бегали дети. Кто не смотрел под крутящийся дощатый пол, легко мог подумать, что карусель движется мотором, но внимательный взгляд сразу открывал «тайный двигатель» — бегущие по кругу босые ноги.

За десять прогонов владелец платил одним бесплатным проездом. Из двадцати детей восемнадцать постоянно работали, пока двое катались на свое жалованье. И после того как жалованье было истрачено, они спускались в сумрачные недра карусели, чтобы десятью прогонами снова заработать развлечение.

Таким образом владелец получал даровую двигательную силу и вместе с тем строго следил за тем, чтобы кто-нибудь из детей не обманул его, садясь на карусель раньше, чем это полагается согласно трудовому договору.

— Бесчестный вы народ! Сколько раз я говорил: десять прогонов — и катайся бесплатно.

Рабочей силы было вдосталь, и поднять заработную плату не было никакой возможности: громадная «резервная армия» понижала ее. Если кто уставал или от долгого бегания по кругу его начинало тошнить, на смену немедленно являлись другие…

Мартон и Пишта вошли внутрь карусели. Было темно, только сквозь дыры парусины проникал слабый свет. Владелец поставил их к медным брусьям. К брусьям были прикреплены толстые доски, и, когда раздавался свист владельца, дети сбрасывали доски, становились на них и таким образом тормозили.

Вертели, вертели карусель. Все больше кружилась голова. Когда кончались десять прогонов, они являлись.

— Дядя, я уже десять раз вертел, можно покататься?

Владелец по привычке заявлял:

— Бесчестный вы народ… Сколько раз говорил…

Приходилось еще раз или два вертеть, и только тогда можно было сесть кататься.

От долгого бегания у Пишты закружилась голова, и, когда наконец он мог сесть на коня, ему стало дурно. Мартон снял его с карусели, положил на траву, сам же пошел опять вертеть карусель, чтобы заработать новое жалованье, новую возможность прокатиться и тогда посадить Банди.

— Дядя, разрешите моему брату покататься вместо меня.

— Бесчестный вы народ… Этого нельзя.

— Но, дядя, он же вместо меня, вместо меня. Я уже двенадцать раз вертел.

— Ладно. Но ты тогда убирайся вниз и верти…

Через полчаса и Лайчи сидел в зеркальной коляске, ехал по кругу, глаза его блестели…

— По-настоящему, — сказал Мартон в конце, — мы заработали двадцать крейцеров, только проездили их.

Ну, а теперь куда же идти?.. Время клонилось уже к шести, солнце еще сильно припекало. В палатках продавались крендельки, рогалики, но у ребят не было ни крейцера. Они смотрели на эти яства и глотали слюну.

— Когда я буду большим, — сказал Лайчи, — то каждый день буду съедать три рогалика.

— Я — десять, — сказал Пишта.

— Я, — крикнул Банди, — буду продавать рогалики, и тогда буду есть сколько хочу! Не веришь?

Они еще раз взглянули на хрустящие, поджаристые рогалики и двинулись дальше. Пришли к «Надь Риадо», где играли в футбол. Ребята встали за воротами. Когда мяч улетал, бежали за ним, приносили обратно и могли один раз ударить по нему. Иногда ноги почти разламывались от твердого мяча, но это не важно, главное — ударить.

Медленно смеркалось. Скоро будут показывать кино. Кино, где они еще никогда не были. Парусиновая палатка. По бокам дыры. Уже за полчаса до представления уселись они около дыр и стали ждать. А когда началось представление, Мартон нагнулся к дыре.

— Вижу, вижу! — крикнул он, задыхаясь от ликования. — По полотну бежит лошадь!

— Я тоже хочу видеть, — захныкал Пишта. — Пусти и меня.

— Подожди, — пыхтел Мартон, — сейчас, господи!.. — и затем уступил ему дыру.

Через минуту Банди цеплялся дрожащими руками и глядел в щель. Затем по очереди следовал Лайчи, и как раз когда он возликовал: «Вижу! Дядя дерется!» — кто-то плюнул сквозь дыру прямо в глаза мальчика.

Изнутри послышался грубый смех. Лицо Лайчи и его глаза стали мокрыми, он заморгал.

— Сударь, — умолял ребенок, — разрешите смотреть!

Но «сударь» снова плюнул. И тут Пишта что-то шепнул Лайчи. Лайчи расстегнул штанишки и… Потом они убежали.

Наступил вечер.

Исчезло солнце, еще недавно красневшее на горизонте, над цирком. Становилось все прохладнее. Ребята устали и проголодались. Они двинулись домой. Лайчи уже по дороге начал дремать, и тогда Мартон посадил его к себе на спину. Лайчи опустил голову на шею брата и заснул. Шептались деревья, в палатках фонари освещали огромные крендели, и множество детей шло домой, среди них и ребята Фицека, босые и голодные.

Вдруг кто-то окликнул Мартона по имени. Он обернулся.

— Дядя Шимон!

Подмастерье вел под руку девушку и подозвал к себе детей. Все лицо его светилось радостью.

— Ребята, вы куда?

— Домой.

— Деньги есть у вас?

— Нет! — ответили они хором.

— Вот вам пять крейцеров. Купите на них что хотите. — И он дал Мартону серую никелевую монету.

При слове «пять крейцеров» даже Лайчи открыл глаза, сонливости как не бывало. Он слез со спины Мартона. Шимон попрощался с каждым за руку, потом ребята стали обсуждать, что купить на эти деньги.

— Давайте купим рогалики с маком, — предложил Лайчи.

— Нет, крендельки! — закричал Банди.