Но призраки не показывались, и я забралась по пуховое одеяло, сложив руки под щеку и свернувшись клубочком. Я смотрела на рыжий огонек свечи и знала, что буду делать завтра, чтобы доказать Близару, что и клюква может быть сладкой, как мед.
На следующий день, покончив с уборкой, я приступила к главному — к клюквенному пирогу.
Такой пирог часто пекла моя мама, и он был для меня частью моих воспоминаний о ней, о детстве, о времени, когда счастья было столько, что можно было раздавать его горстями.
Тесто для пирога должно быть тонким и хрустящим, как льдинка. Для этого надо много масла — и только самого хорошего! Желтого и веснушчатого, как солнце! Тесто выпекают отдельно от начинки, и очень быстро, чтобы не сжечь. Только корочка стала золотистой — сразу доставай из печи!
Когда запахло свежей выпечкой, в кухню сразу заглянули призраки. Сияваршан долго посматривал из-за угла, а потом не выдержал, и следом за ним сразу влетела Аустерия.
— Бефанчик, ты решила нас побаловать? — спросил он, угодливо подавая мне то ложку, то миску.
— Вы же не едите пирогов, — заметила я.
— Так это для Близара?! — восхитился он.
Я не успела ответить, потому что колдун — легок на помине — очутился на пороге, как из-под земли выпрыгнул.
— Что для меня? — спросил он и вошел, принюхиваясь.
— Бефаночка печет для тебя потрясающее лакомство! — сообщил, ликуя, Сияваршан.
— Потрясающая новость, — холодно заметил Близар, не разделив его восторгов.
— Тогда лучше уходите, — сказала я, насыпая перебраную клюкву в глиняный обливной горшок. — Иначе пирог не получится. Для выпечки нужны радость и спокойствие, а на вас даже смотреть кисло.
— В самом деле, Близарчик, — поддразнил призрак. — Ты нарочно пришел смущать девушку?
Колдун посмотрел на него тяжелым взглядом, ничего не ответил и принялся рассматривать золотистую корочку пирога.
— Почему он пустой? — спросил Близар, игнорируя Сияваршана, который парил возле его головы, лукаво подмигивая и гримасничая.
— Потому что начинка делается отдельно, — пояснила я. — Тогда корочка останется хрустящей. А клюкву надо потомить…
— Что? — Близар удивился так искренне, что я не удержалась от смеха.
— Для начинки клюкву томят, — я насыпала в ягоду сахар, добавила мед и плотно закрыла горшок крышкой. — Томят в закрытом горшке. Как в карцере. Небольшое заточение — и характер меняется у любого. Вы не находите?
Почему-то колдуну шутка не понравилась. Он помрачнел, помедлил, а потом спросил:
— Намекаешь на себя? И как же изменился твой характер? Я не заметил, чтобы ты стала слаще.
— О, не все меняются в лучшую сторону, — сказала я невозмутимо, поставив горшок в печь и повернув рычажок, регулируя жар. — Но я уже близка к тому, чтобы устроить бунт.
— В самом деле, Близарчик, — вмешался Сияваршан, с огромным удовольствием наблюдая за нами, — столько времени в твоем мрачном замке — тут любой на стену полезет.
— Вчера я позволил ей выйти, — проворчал колдун, собираясь уйти.
— Позвольте и сегодня, — попросила я. — На улице солнце так и сияет! И небо такое ясное! Просто грех сидеть дома.
— Сначала допеки, что взялась печь, — буркнул колдун, прежде чем уйти.
— Это значит — разрешил! — шепотом заорал Сияваршан, когда за Близаром закрылась дверь. — Браво, Бефаночка! Еще немного — и ты из него будешь веревки вить.
Аустерия посмотрела скептически, и я полностью с ней согласилась. Вить из Близара веревки — все равно что пытаться вить их из снега в лютый мороз.
Вскоре клюква начала «стрелять» — это лопались ягоды. Лопались и медленно варились, смешиваясь с сахаром и медом, приобретая совершенно волшебную желеобразную консистенцию, и становясь все нежнее и слаще.
Поварив начинку около часа, я достала горшок, процедила клюкву через сито, отобрав все семена и ости, и выложила клюквенное желе на золотистую основу пирога. Получилось очень красочно — золотистая кромка теста, ярко-алая начинка… Не хватало лишь «салфетки».
Я взбила охлажденные белки до пышной пены и вылила их поверх клюквы — вот и получилась «салфетка». Легкая, воздушная, белая, как снег!
Поставив пирог обратно в печь, я приоткрыла дверцу, чтобы не дать белкам потемнеть, и вскоре пирог был готов.
Сварив кофе, я отрезала кусок клюквенного пирога, положила его на тарелку, присыпала сахарной пудрой и спросила у Сияваршана:
— Где он?
Призрак понял меня без лишних слов, чуть склонил голову, будто прислушиваясь, и изрек:
— Сидит в кабинете.
Я взяла поднос с угощением и направилась наверх. Сияваршан последовал за мной, разглагольствуя, как сейчас обрадуется Близар, где-то под потолком неслышно скользила Аустерия, а Велюто дурачился, превращаясь то в поварской колпак, то в белоснежный фартук с оборками и повисая на мне, как живое облако. Фаларис остался в кухне, не пожелав присоединиться к нам.
Перед тем, как войти в кабинет, я в очередной раз стащила белоснежный колпак с головы и он, став крохотной белой мышкой, юркнул куда-то в темноту.
Разумеется, я постучала, прежде чем войти, и ответом мне было холодное «входи, Антонелли».
Сияваршан услужливо открыл двери, и сам пролетел за мной.