Господин Пруст

Помню, во время войны я видела у нас на бульваре Османн герцога де Гиша. Находясь в отпуске, он явился к нам в форме капитана. Г-н Пруст любил его за хо­рошие манеры и ум.

Одним из самых частых посетителей был граф де Билли. Сначала он служил в дипломатическом ведомстве и был доверху напичкан всяческими интересными ис­ториями. Отличаясь незаурядным умом, он бесконечно восхищался книгами г-на Пруста, о которых судил, по словам самого автора, с удивительной тонкостью. Его визиты длились три, четыре, пять часов, нередко далеко за полночь. Он сохранился у меня в памяти сидящим на стуле возле постели г-на Пруста. Глядя на него, было ясно видно, насколько ушло вперед время. Толстый и постаревший в пятьдесят лет, он являл собой разительный контраст рядом с г-ном Прустом, который все еще выглядел на тридцать. Обычно г-н де Билли пребывал за границей при посольстве, но, приез­жая в Париж, всякий раз непременно являлся к нам. Я никогда не присутствовала при их разговорах, кроме тех случаев, когда они мне звонили, и тогда видела обоих очень оживленными и довольными. Г-н Пруст всегда повторял мне, что граф — человек «одержимый».

Довольно часто приходил Люсьен Доде, которого г-н Пруст предпочитал его брату Леону, политику. Он отличался удивительным пониманием, восхищавшим и привязывавшим к нему г-на Пруста. Пожалуй, он был одним из очень немногих, кого г-н Пруст любил просто как человека, не связывая его с какой-то пользой для своей книги. Но, с другой стороны, он и не представлял из себя ничего особенно выдаю­щегося.

От прежней жизни, кроме г-жи Строе и Робера де Билли, у него оставались только братья Бибеско, Фредерик де Мадразо и Рейнальдо Ан, с которым он охотнее всего виделся и которого любил больше всех, если, конечно, слово «любить» вообще применимо к г-ну Прусту. Несомненно одно — он сохранял в отношениях в ним неизменную верность, хотя и не питал каких-то особенных иллюзий. Думаю, что, понимая не только чужие души, но и самого себя, он следовал лишь жизненной не­обходимости.

Все же г-н Пруст очень любил обоих братьев Бибеско и особенно уважал старшего, Эммануэля. Он говорил мне:

—     Селеста, вы должны прочесть роман Достоевского «Братья Карамазовы» и тогда увидите — это братья Бибеско.

И еще рассказывал мне:

—     Из них двоих самый умный, конечно, Эммануэль. Антуан хотя и сума­сброден, но очень мил. Зато у его брата есть редкое качество привязываться к людям. Конечно, это  обременительно для него, но он взял на себя все финансовые дела и управление земельными владениями в Румынии, чтобы избавить Антуана от всех забот, которые могли бы мешать его блестящей жизни.

Антуан вступил в дипломатическую жизнь под именем графа де Билли. При мне, уже во время войны, он находился в Лондоне в посольстве Румынии, воевавшей на нашей стороне. Появляясь в Париже, он каждый раз — и после войны тоже — сразу же сообщал об этом г-ну Прусту. Его приходы были каким-то вихрем. Я встречаю его, и он в шутку заявляет:

—     А знаете, Селеста, я вас люблю!

—     Ах, князь, вы все такой же шутник!

—     Да нет же, Селеста, я и вправду люблю вас!

Г-н Пруст смеялся, но все-таки сказал:

—     Ведите себя прилично, Антуан, вы смешны. Селеста не любит этого, оставьте ее в покое.

Через некоторое время он опять зашел к нам, на этот раз со своей невестой. Г-н Пруст был в постели, и, резонно полагая, что он не примет девушку, князь попросил ее подождать на площадке и спросил меня:

—     Я могу пройти в комнату?

—     Мне надо спросить. Я пошла к г-ну Прусту, а князь, взяв свою невесту на руки, как куклу понес ее вслед за мной. Только он мог позволить себе подобную выходку, зная, насколько ужасна была для г-на Пруста одна только мысль, что его может увидеть в постели женщина (кроме меня, конечно). Он был страшно смущен.

—     Вот видите, Селеста, я же говорил вам, что князь сумасшедший!

Но вихрь продолжался, и молодая особа вдруг обнаружила пропажу своей сумочки, которую стали повсюду искать, но в конце концов решили, что она оставила ее в такси.

Князь Антуан был замечательным рассказчиком, и из него всегда так и сыпа­лись сплетни об отношениях великосветских салонов с миром литературы.

—     Отчасти он похож на консьержа, — говорил г-н Пруст, — хотя его рас­сказы более или менее правдивы. И как он забавен!

К несчастью, его фаворит, Эммануэль, трагически погиб — он повесился в номере лондонского «Рица» от страха перед угрожавшим ему параличом. Никогда не забуду его последний визит в 1917 году вместе с князем Антуаном. Он сидел в такси, а брат пошел предупредить г-на Пруста, который спустился к нему. Возвратившись, г-н Пруст рассказывал: