– Меня пугает твой лёд. Меня пугает твой холод. Я бегу от твоих лавин. Я скрываюсь от твоих бурь.
Отлично получилось. Очень по-божески.
–
– Да как мы смеешь мне приказывать! Не смей мне приказывать!
–
– Я иду, куда пожелаю! Я сама выбираю свой путь! Никто мне не указ. Почитай меня в своей стране, или я тебе это попомню!
А последние слова – от меня, подумала Тиффани, довольная, что ей удалось вставить хоть что-то своё.
Повисла долгая, растерянная и озадаченная тишина. Потом Зимовей спросил:
–
– Не делай больше айсбергов, похожих на меня. Я не хочу, чтобы корабли разбивались о моё лицо.
–
– Никаких узоров. Не нужно писать моё имя на окнах людей, от этого сплошные неприятности.
–
– Э… – Тиффани прикусила язык. Богини не «экают». – Снежинки… пусть будут.
В конце концов, подумала она, на них же не написано, что это я. И большинство людей ничего и не заметят, если им не сказать.
–
И голос Зимовея… оставил её.
Тиффани снова была одна в лесу.
Вот только… на самом деле не одна.
– Я знаю, ты всё ещё здесь, – сказала она. Дыхание клубилось в воздухе искрящимся облачком. – Ведь я права? Я чувствую твоё присутствие. Ты – не мой разум. И не плод моего воображения. Зимовей ушёл. Ты можешь говорить моими устами. Кто ты?
Порыв ветра качнул ветки, стряхнув с них снег. Звёзды подмигнули с неба. Больше ничего не шелохнулось.
– Ты где-то здесь, – не сдавалась Тиффани. – Некоторые мысли в моей голове – от тебя. И ты можешь говорить моим голосом. Такого больше не повторится. Теперь я поймала это ощущение и смогу тебе помешать. Так что если хочешь что-то сказать, говори сейчас. Когда я покину это место, я закрою от тебя свой разум, уж поверь. Я не позволю…
–
– Ты – Лето, да? – спросила Тиффани.
–
Тиффани… сделала что-то такое, что не смогла бы описать, и голос затих до комариного жужжания вдалеке.
На холме было холодно и одиноко. Всё, что можно сделать, – идти дальше, не останавливаясь. Можешь кричать, плакать и топать ногами – это, конечно, поможет тебе согреться, но и только. Можешь говорить, что так нечестно, и это будет правда, однако Вселенной всё равно, она не знает, что такое «честно». Потому-то так сложно быть ведьмой. Всё зависит от тебя. Всё всегда зависит только от тебя.
Пришло Страшдество, принесло ещё снега и немного подарков. Но из дома Тиффани не получила ничего, хотя нескольким почтовым каретам удалось добраться до гор. Наверное, сказала она себе, тому есть какое-то нормальное, правильное объяснение. И постаралась поверить в это.
Был самый короткий день в году, и к нему прилагалась самая долгая ночь, что очень удобно. Самый разгар зимы, её сердце. И Тиффани никак не ожидала подарка, который получила на следующий день.
Шёл густой снег, но небо на закате было розовым, бледно-голубым и ледяным.
И с этого закатного неба с оглушительным свистом что-то свалилось прямо в огород нянюшки Ягг. Во все стороны полетела земля, посреди грядок появилась большая яма.
– Плакала наша капуста, – весело сказала нянюшка, выглянув в окно.
Они вышли посмотреть. Из ямы валил пар, в воздухе сильно пахло мятой капустой.
Тиффани заглянула в яму. Сквозь клубы пара и налипшие стебли видно было плохо, она смогла рассмотреть только, что на дне лежит нечто округлое.
Она осторожно соскользнула по краю ямы вниз, прямо в самый пар, в раскисшую от жара землю, где лежало загадочное нечто. Оно уже немного остыло, и Тиффани стала соскребать с него грязь. И чем дальше она продвигалась, тем больше крепло в ней нехорошее подозрение. Она знала, что это за дар небес.
Та самая штуковина, о которой говорила Анунайя, вот что это такое. Выглядела штуковина загадочно. Но было в её очертаниях что-то знакомое…
– Эй, как ты там, внизу? Мне тебя из-за пара совсем не видно! – окликнула нянюшка.
Судя по звукам, на шум сбежались соседи – до Тиффани доносились их возбуждённые голоса.