Обнялись. Расцеловались. И понеслось! Слова, объятия, поцелуи. Вздохи, ахи, и прочая приятная при умеренном употреблении ерунда. Лиза даже расчувствовалась и едва не пустила слезу, когда злыдень Гриня, троекратно облобызав, погладил ее вдруг по коротко стриженным волосам.
- С возвращением, Веточка!
"Веточка? Серьезно?!"
Веточкой Лизу никто не называл с раннего детства. Да и в ту пору так звали ее немногие, разве что покойная мать.
"Но не моя, а Елизаветы Браге!"
- Ты бы меня еще Люшечкой назвал! - фыркнула Лиза, но в душе была, мало сказать, тронута. Растрогана. Так, пожалуй.
- Вот, - сказала она, оборачиваясь к Марии, - прошу любить и жаловать, братец мой единоутробный Гриня! И тоже, представь, полковник-пластун!
- Два полковника в одной семье? - усмехнулась Мария и протянула Григорию руку. - Мария Бесс, приятно познакомиться!
- Извини, Маша! - вздохнула Лиза, сообразив, что так и не представила свою новую подругу. - Дамы, господа, знакомьтесь! Эта Мария Бесс. На самом деле, Маша Бессонова, разумеется, но у нее мать француженка, и выросла Маша на Мадагаскаре в Старой колонии в Тулеаре. По-русски понимает с пятого на десятое, да и французский у нее своеобычный, но понять можно!
Начались представления, и пока со всеми не перезнакомилась, Мария переходила "из рук в руки", как мяч при игре в датский hЕndbold, который в СССР называли гандболом. Споткнулись только раз, когда очередь дошла до Петра.
- А это Петр, - представила его Лиза, - мой бывший муж.
- Это тот, которого ты поймала на своей кузине? - уточнила Мария, и настало неловкое молчание.
Замечание нетактичное. Можно сказать, грубое. И не ко времени. Но у Маши, как успела уже заметить Лиза, с тактом и вообще не все обстояло гладко. Иной раз такое несла, просто Содом и Гоморра, а не девушка из интеллигентной семьи. Петр от ее вопроса смутился, Варвара пошла красными пятнами, а Григорий выдал одну из тех улыбок, от которых скисает молоко. Остальные просто молчали, не зная, что сказать. Зато у Лизы, как известно, "ни стыда, ни совести", и слово для друга всегда найдется.
- Да, нет, - нарушила она повисшую над компанией тишину, - не на, а за. Впрочем, это всего лишь техническая деталь, да и дело прошлое. Теперь мы дружим домами. Правда, Варвара?
- Да, - вымученно подтвердила Варвара, на щеках которой впору было жарить блины. - Дружим... домами...
Ну, уж как они дружили, трудно сказать. После Лизиного возвращения из Африки, виделись несколько раз. Но факт остается фактом: Лизу начали приглашать в гости. Возможно, "слово за слово" - "вы к нам, а мы к вам", - могли, в конце концов, и сойтись. Тем более, что, на самом деле, Варвара увела мужа не у этой Лизы, а у той, прежней. Так что нынешняя зла на Варвару, по большому счету, не держала, а, если и держала, то накал страстей был совсем не тот, чтобы рвать и метать. К Петру Лиза тоже не ревновала. Переспала разок, - попробовала, так сказать, "на зуб", - да и отпустила мужика на все четыре стороны. Не нужен он ей оказался. Ни как друг, ни как любовник. А вот как бывший муж - в самый раз. Однако потом случилась война, и Лизу затянуло в жернова истории. Высоко взлетела, долго падать пришлось. Едва в живых осталась. Ну, а еще потом, Лиза покинула Себерию и вскоре ушла в поход, став первым капитаном, которому удалось провести корабль вглубь Лемурии. И, хотя по корабельному времени "Звезда Севера" провела на "той стороне" всего двадцать три дня, здесь, - на этой стороне, - оказывается, прошло пять с половиной месяцев.
- Давай, Варвара, поцелуемся, - наскоро обдумав сложившуюся систему отношений, великодушно предложила Лиза, - и зароем топор войны!
Варвара от неожиданности сбледнула с лица.
- Да, не бойся! - усмехнулась Лиза. - Это не заразное! Как спала с Петром, так и будешь!
В результате обнялись, и тут Надежда заметила то, на что другие не обратили пока внимания.
- Красивое кольцо, - сказала она, перехватывая на ходу Лизину руку, - и дорогое, поди, ужасть! А на безымянный палец ты его, Лиза, по рассеянности надела, или как?
- Или так, - не без удовольствия сообщила Лиза. - Замуж выхожу! За Рощина. Свадьба через неделю. Все присутствующие приглашены!
2
.Рощин вернулся только наутро, если, конечно, считать утром полдень. Был непривычно бледен, шагал как-то излишне твердо, держался прямо, словно аршин проглотил. Взгляд остекленелый, речь замедленная, но при этом нарочито четкая. В общем, мертвецки пьян, но держится молодцом.
"Хорош!"
Впрочем, накануне Лиза ему сама разрешила, да и не судья она ему! Сама пьет, - прости господи! - как сапожник, хотя выглядит не в пример лучше!
- Прими душ, Вадим! - предложила она, но сразу же сообразила, что неправа. - Или, знаешь, что? Не надо! Иди спать, горемычный! Но к вечеру чтоб был, как огурчик! В оперу идем!