Госпожа Чудо-Юдо

Подумать только, социопат сравнил меня с животным, похожим на рогатого тюленя или ламантина!

На спине тупорожки крепилось на ремнях примитивное сиденье, на котором восседал удивительного облика дед. Как и другие плывчи он был почти голым, с повязкой из водорослей на стратегически интимных местах. Но его волосы..! Такого же типичного серо-зеленого цвета, они были столь длинными, что прикрывали не только тело хозяина, но и частично спину и хвостовые ласты живого транспорта.

Из воды старейшина выходить не стал. Даже с тупорожки не слез. Просто сидел на желеобразной туше и хмуро следил за моим приближением.

Его взгляд был… неоднозначным. Так смотрят на дверь кабинета, в котором засел самодур-начальник с непредсказуемым характером. Саму дверь вроде и не боишься вовсе, а открывать и узнавать, что там скрывается за ней, катастрофически не хочется.

– Чистого океана, премудрый Бойре, – кивнула я, вспомнив, как назвала старейшину Муирне.

Длинноволосый дед изломил бровь с подчёркнутым скепсисом. Влажно-серая в полумраке, будто высеченная из камня с глубокими трещинами-морщинами, его физиономия дрогнула, когда плотно сжатый рот разомкнулся и проскрипел дребезжащим голосом неприветливое:

– Чистого океана… госпожа. Чего вам понадобилось от старого немощника? – а вслед за словами раздалось задумчиво-вопросительное ментальное эхо: «… решила загубить ещё одну деву моими руками?..»

– Вы не кажетесь немощным, – заметила я.

– Так звала меня Мар Задаки. И дочка ее, Муй. Им нравилось, вот и назвался сразу. Вдруг вам тоже пригодится.

– Не пригодится. Премудрый Бойре звучит лучше.

Старейшина-плывчи неопределенно хмыкнул («…хитрая, умная…») и сварливо повторил:

– Чего вам понадобилось?

– Мне нужна ваша мудрость. Не зря же вас премудрым называют?.. – я выждала паузу, но собеседник промолчал, даже мысленно, и тогда прямо сказала: – Научите меня контролировать боль!

По каменной физиономии премудрого Бойре разлилось потрясение. Он даже вздрогнул и, вероятно, непроизвольно сжал мышцы ног, отчего тупорожка дернулась вперёд.

– Что… – начал он и резко умолк, но сразу же продолжил более спокойным тоном: – Что вам известно о нашей боли?

Я пожала плечами.

– Совсем мало. Знаю, что плывчи испытывают боль во время смены пола и поэтому учатся у старейшин ее терпеть. Мне тоже надо научиться.

– Но вы же вечная женщина, – старейшина в недоумении покачал головой. – Зачем вам это?

– А разве боль случается только от превращений? – парировала я и указала на свой лоб: – Моя боль появляется здесь, как следствие пробуждения скрытых резервов организма. Сильная. Временами.

– У вас есть неизлечимая хворь?

– Нет.

Добавлять о том, что ничего страшнее пустяковой мигрени или ноющего болевого фона при смене молочных зубов со мной вообще не случалось, я не стала.

Премудрый Бойре молча смотрел на меня и отрывисто размышлял. О тайной силе и почему-то о чудесах эволюции. Связи я не уловила.

– Философию боли понять способен не всякий, – промолвил он наконец. – Боль не победить, скрываясь от нее. Невозможно сопротивляться, нельзя сдаваться.

– Расскажите мне! Пожалуйста, – горячо попросила я.

Под ногами плеснуло. Оказалось, в порыве жадной заинтересованности ноги сами по колено загнали меня в воду. Тупорожка принялась обнюхивать мое бедро, щекоча кожу усами сквозь мокрую ткань комбинезона.

– Лежащего боль пожирает долго и равнодушно, – последовал медленный ответ, и стало ясно, что вот она – та самая философия боли устами плывчи. – Сидящего боль терзает долго и настойчиво. Стоящего боль кусает долго и яростно. Но только идущему навстречу боль покоряется, как дикий зверь более сильному сородичу.

– Что это значит – идущему навстречу?

– Боль необходимо принять. Разрешить ей быть. А самому наблюдать со стороны, не погружаясь в пучину страданий. Юные плывчи учатся этому искусству несколько лет… ибо знают: если провалят свой главный экзамен, то безумие и смерть станут их наказанием. И лишь космозонгские жертвы плывчи избавлены от него…

– У меня нет нескольких лет в запасе, – мрачно сказала я. – Боль вернётся уже завтра. Альтернатива ей – полная блокировка с помощью искусственного ограничителя.

Старейшина-плывчи неодобрительно покачал головой.

– Плохая альтернатива. Как научить тебя быстро? Нельзя так. Всё должно быть постепенно. Боль слушается лучше тех, кто поет песни духа, и мы поём. Боль трусит перед холодом, и мы приучаем свои тела к низким температурам. Боль благоговеет перед музыкой дыхания, и мы учимся дышать – одна единица вдоха на две единицы выдоха. Боль слабеет перед красками воображения, и мы учимся рисовать для нее любимую картину – алый шар становится синим…