В тот день, когда Цутому после долгого перерыва посетил «Хакэ» и встретился с нечаянно оказавшейся там Томико, с ней произошел еще один случай. В этот вечер в дом Томико был приглашен сослуживец Оно — Кайдзука, который уволился и стал заниматься партийными делами в профсоюзном комитете. Оно, надеясь оживить беседу за ужином, попросил Томико, чтобы она пригласила Акияму.
Когда в четыре часа Акияма вернулся из университета, Томико, вспомнив о просьбе мужа, пошла позвать его.
— Пойдет разговор о политике. Приходи, и Цутому с собой бери.
Акияма не любил Цутому. В его глазах молодой человек был слишком похож на героев Стендаля.
Однако, каким бы аристократическим внешним видом и юношеским великодушием ни выделялся Цутому, он все-таки не походил на Сореля и Фабрицио. У него, имевшего несчастье быть пасынком, не хватало энергичности в характере. Так что с этими славными парнями Цутому сближала только молодость. Если бы Акияма хоть раз задумался о причинах своей неприязни к Цутому, то, несомненно, ему стало бы понятно, что он испытывает раздражение от одной только мысли о чьей-либо молодости.
Акияма и в этот вечер не обрадовался перспективе совместного ужина с Цутому. Однако на нем будет коммунист, а значит, появится шанс поспорить об Энгельсе в присутствии Томико. Он прочел, что Энгельс подвел итог: в будущем коммунистическом обществе будет сохранена моногамная семья. Это заключение и поверхностные знания Акиямы, дескать, при Советах допускается сексуальная распущенность, противоречили друг другу. Акияма подумал, что может повернуть разговор в нужном ему направлении.
Томико пригласила и Митико, но Акияма остановил жену: «Тебе там не место».
Ужин начался в семь вечера в гостиной
— Все-таки бедность не несет в себе ничего хорошего. Из нее же ничего не рождается, — повторял он, и почетный гость — коммунист — усмехался.
Кайдзуке, тихому мужчине, было больше тридцати. Благодаря Оно его приняли в фирму, занимавшуюся реактивами, но поступил он туда, видимо, из-за желания укрыться от войны.
Оно, зная об общественной активности Кайдзуки, принял его в фирму не потому, что сочувствовал компартии, а просто из-за присущей ему небрежности. К тому же Кайдзука аккуратно выполнял служебные обязанности и имел хорошие отношения с коллегами. За исключением крамольных мыслей, Кайдзука был обычным человеком.
Оно, давно не общавшийся с Кайдзукой, желал побеседовать с ним не только о политической кухне малочисленной партии. Кайдзука же пришел на ужин с целью увеличить число сторонников партии, записав в их число своего бывшего попечителя. Зашел разговор о том, что после неудачно проведенной забастовки первого февраля партии необходимо принять меры по вовлечению в свои ряды интеллигентов.
Разговор начался, как обычно, с ничего не значащих реплик, но вскоре приобрел политическую окраску. Кайдзука, известный своим многозначительным молчанием, неожиданно превратился в красноречивого оратора. Он отметил, что неудачи с забастовкой первого февраля повлияли на сознание народа. Долго говорил в лекторской манере, показывая всем видом, что заинтересован в этой беседе.
Цутому не питал интереса к политике, но чувствовал опасность возвращения назад, ко временам громогласного национализма. Глядя на расстановку сил перед очередным сражением, он считал, что если позволить нынешней ситуации развиваться в прежнем духе, то добиться безоговорочной победы над прошлым будет трудно. Однако он промолчал.
Акияма был также безразличен к политике и чувствовал примерно то же, что и Цутому, и все же решил вступить в разговор.
— А не опасно ли такое усиленное внимание к народному сознанию? Не вызовет ли оно возрождения старых разрушительных элементов?
— Они уже появились, это правда. Однако есть установленные людьми законы, и разрушение не пойдет дальше конкретных пределов.
— Охо-хо, Кайдзука всегда был оптимистом, да… — Оно засмеялся, поглядывая на сидящую рядом Томико.
Она выходила, чтобы попросить горничную Канэя уложить спать Юкико, и после этого одна хлопотала между кухней и чайным домиком. Но когда наконец-то кушанья были поданы, она уселась со вместе всеми.