Госпожа отеля «Ритц»

Все совсем не так, как было в прошлый раз, с молодым летчиком. Тогда Бланш с головой погрузилась в головокружительное, безрассудное приключение; как будто она была дублершей, которую вдруг попросили сыграть неотрепетированную роль. У нее не было времени обдумывать последствия.

Что, если она больше никогда не увидит Клода? Вопрос застает Бланш врасплох и заставляет еще раз подумать о пальто, которое она только что отдала, и обо всех связанных с ним воспоминаниях. До сегодняшнего дня, осознает она, Бланш почти не думала о муже как о человеке; он был только источником ее страданий, оправданием ее пьянства, причиной, по которой она убегала из дома. Будет ли она горевать, если никогда больше не увидит его?

Будет ли он скучать по ней?

Эта мысль на время прогоняет другие, более тревожные. Вернувшись к реальности, Бланш понимает, что она почти дошла до вокзала, размахивая драгоценным контейнером, как будто это сумочка или корзина для пикника, а не тайник с украденным микрофильмом, который ищут все нацистские офицеры во Франции. Одно ужасное мгновение Бланш кажется, что она потеряла фальшивое удостоверение личности. Неужели она оставила его на цветочном рынке вместе со своей одеждой? Потом она вспоминает, что документ лежит в контейнере, поверх клетчатой ткани, в которую завернут сэндвич, защищающий драгоценный микрофильм. Она похлопывает себя по щекам, чтобы скрыть страх. Затем достает удостоверение личности и показывает его немцам, дежурящим у входа на вокзал. Бланш заставляет себя смотреть им в глаза; она не должна выглядеть нервной или подозрительной. Солдат, взявший удостоверение, едва взглянул на него, прежде чем вернуть бумагу Бланш и продолжить разговор со своим другом.

Как только она входит в огромное, похожее на пещеру шумное здание вокзала, к ней подбегает Моул – такой же угрюмый, как на фотографии (как он узнал ее? Ведь насколько известно Бланш, раньше он ее не видел). Он хватает ее за плечи и кричит по-французски:

– Почему ты так долго, женщина? Я умираю с голода! Я целый день вкалываю ради тебя, а ты даже не в состоянии принести мне обед вовремя?

В первый момент Бланш слишком ошеломлена, чтобы реагировать; неужели этот человек сошел с ума? Затем в ней просыпается актриса.

– Ах ты, гнусное подобие мужа! Как ты смеешь? Я прихорашивалась! Для тебя!

– Ха! Тебе это не удалось.

Вокруг них собираются люди; публика не хочет пропустить семейную ссору.

Бланш дает Моулу пощечину. Он рычит, а она хватает его за воротник и страстно целует в губы. Мужчина так ошеломлен, что роняет контейнер.

Она подавляет крик ужаса; зрачки Моула расширяются. Оба страшно напуганы.

Они одновременно смотрят вниз.

Контейнер цел; из него ничего не выпало, даже бутерброд. С облегчением вздохнув, Бланш обнимает Моула и запечатлевает на его губах второй, еще более страстный поцелуй. На этот раз он целует ее в ответ.

Наблюдавшие за ними немецкие солдаты разражаются аплодисментами. Один даже кричит: «Да здравствует Франция!» Бланш, наконец отпустившая ошеломленного Моула, так взволнована, что чуть не кланяется. Но вовремя спохватывается, поворачивается на каблуках и уходит, громко проклиная французов и их глупость.

К тому времени, как Бланш возвращается в «Ритц», ее руки все еще дрожат. Она улыбается, как безумная, но в самой глубине сознания притаилась мысль, что ее могут арестовать. Бланш пытается убедить себя, что такое происходит только во время операции. Операции! Она уже мыслит, как шпион!

Теперь она в «Ритце», где с ней не случится ничего плохого. А значит, она может наслаждаться своим триумфом! Она сделала это, сделала блестяще! Бланш прокручивает всю сцену в голове и смеется, вспоминая, как поцеловала этого бедного ублюдка, как изумленно он вздохнул. О, как бы ей хотелось, чтобы Клод видел ее! Ей хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее, например…

Лили. Которая сидит на стуле у входа в бар «Ритца», куда по улице Камбон направляется Бланш – все еще ликующая, но остро нуждающаяся в крепком напитке. В награде за хорошо выполненную работу. Лили, которая разражается слезами при виде Бланш. Она хватает подругу за руку и тащит в бар, не обращая внимания на изумленные взгляды – конечно, ведь она все еще в рваной одежде, хоть и сорвала платок, пытаясь поправить прическу. Фрэнк Мейер, не говоря ни слова, но испытующе глядя на них, наливает обеим мартини.

– Я говорила ему! Говорила Лоренцо, чтобы он этого не делал, не втягивал тебя! Он отправил меня искать ветра в поле! Сделал все, чтобы я уехала. О, Бланш! Ты не должна была этого делать. Это очень опасно. Я убью его, проклятого Лоренцо!

– Тише… – шипит Фрэнк, чуть наклонив голову в сторону немецких офицеров в конце бара, чей разговор становится все менее оживленным по мере того, как Бланш и Лили начинают говорить громче. Лили наконец успокаивается.

– Но ты справилась, Бланш?

– Не то слово! Лили, я была великолепна!