Лена внимательно посмотрела на Раду — переход на «ты» был слишком внезапен, чтобы она оставила это без внимания. Похоже, боярин не так уж и почитает посланниц Храма.
— Если ты не хочешь мне помогать, — чеканя каждое слово, произнесла Лена, — значит, и я не стану больше злоупотреблять твоим гостеприимством. Сегодня же я покину замок…
— Не торопись, — усмехнулся Раду, — до Секеи путь не близкий. К тому же, по твоим словам, грабители знали, что ты в том караване, а значит, они попытаются достать тебя снова. В замке ты в безопасности, но на тракте я не смогу тебя защитить.
Лена, подумав, неохотно кивнула. Она не знала, зачем понадобилась Влайку и как он вообще узнал о ее существовании, но подслушанный ею под мостом разговор не оставлял сомнений — искали именно ее. Если напавшие на караван узнают, что она жива…
— Я дам людей, что проводят тебя до границ Секеи, — продолжал Раду, — их клинки из заговоренной стали, с насечками, что отпугивают мелкую нечисть. Вряд ли Влайку станет преследовать тебя так далеко. Но за эту помощь придется заплатить.
— У меня нет денег, — Лена исподлобья глянула на боярина. Тот не спеша допил вино и поднялся из-за стола.
— От посланницы Храма я жду не золота, — сказал он, — пойдем, я кое что покажу.
Лена увидела на входе в трапезную Тару. Попаданке очень не понравилось выражение ее лица — слишком явное на нем читалось злорадство. Однако отступать было поздно и Лена, кивнув, встала из-за стола, направляясь вслед за боярином.
— Это фамильное святилище, — сказал Раду, открывая дверь и впуская жрицу.
— Нууу…такое, — пробормотала Лена, осматривая помещение. Ей, видевшей Никтополийский Монастырь, дракийское святилище показалось довольно скромным: небольшой зал в подземелье замка, освещенный горящими по углам факелами. Черный камень, с розовыми прожилками, которым были выложены стены и пол, напомнил Лене храм Триморфы в ипостаси Блудницы — том самом, где ей отдали в рабы Звенко. Впрочем, розовое с черным считалось и цветами Эмпусы, а в империи — самого Астарота. Об Эмпусе напоминали и раскрашенные фрески на стенах — кривляющиеся обнаженные демоницы, черные бесы, живо напомнившие Лене безликих вихревых чудовищ, мускулистые рогатые демоны с кожей сырого мяса. Все они обступили обнаженную женщину, что ехала на черном верблюде, распустив тоже черные, как смоль волосы.
— Знаешь, кто это? — спросил стоявший сзади Раду.
— Да. Архонт Гомори.
В Никтополе, впрочем, считали, что Гомори не более, чем образ Мормо, ближайшего помощника Эмпусы, с незапамятных времен облюбовавшей эти края. Лена, после знакомства со здешней фауной, вполне в это верила — Кардопские горы самое место для кровожадного подручника властительницы вампиров. Еще одно изображение архонта красовалось у дальней стены, где над алтарем из черного камня висела большая картина. На ней изображалась пещера, посреди которой, на огромном валуне, восседал угрюмый мужчина в косматой шубе и высокой овчинной шапке. Даже всколоченная черная борода не могла скрыть его сходства с человеком, стоявшим рядом с Леной. На коленях угрюмого бородача, обнимая его за шею, восседал голый архонт в обличье развратной женщины. В руках она держала кубок с чем-то красным — и такими же красными были губы Гомори, когда она тянулась с поцелуями к своему спутнику. Странным образом, краски, которым рисовали архонта, не выцвели и не потускнели — Гомори выглядела нарисованной только вчера, в отличие от всего остального, изображенного на картине. За спиной бородача угадывались силуэты примерно десятка женщин, робко жавшихся к стене. Лиц их Лена не разглядела, но почему-то она была уверена, что они смотрят на парочку на переднем плане без всякого восторга.
— Это Черный Мирчо, — сказал Раду, — родоначальник самых знатных семей Дракии, в том числе и княжеской. Хотя сам он не был не князем, ни боярином — в его времена в Дракии вообще не имелось благородных. Мирчо был разбойником и дикарем, что тогда во множестве обитали в горах. Добычу он собирал в пещере, там же он держал и пленниц, которых он брал в жены. Но ни одна не могла принести ему сына — только дочерей. И тогда Мирчо, заколол на алтаре Гомори еще одну новорожденную дочь — и архонт явился ему в том самом обличье, что ты видишь сейчас. Десять ночей Гомори приходил к нему женщиной и десять раз Мирчо излил семя в ее чрево. После этого Гомори исчез — а еще через год, всякий раз, когда Черный Мирчо возвращался из очередного набега, десять ночей подряд на алтаре его встречал плачем младенец-мальчик. Когда сыновья Черного Мирчо подросли, то взяли в жены его дочерей и от них пошли самые старые и самые знатные боярские роды. От старшего сына, Кровавого Яножа, — того, кто появился в первую ночь, — пошел род великих князей Дракии.
— Впечатляющая история, — сказалаЛена, — но причем тут я?