Стефан задохнулся, когда ледяная рука схватила его за горло, вдавливая в мягкую подушку. Белое лицо твари оказалось совсем близко, он даже почувствовал запах ее дыхания, лепестки роз с едва заметной примесью тлена. Холодная плоть языка коснулась щеки, скользнула вниз, к губам. Он дернулся, попытался вырваться — но куда там! — ведь был слабее котенка. В следующее мгновение госпожа резко отстранилась. Прошипела, сверкая алыми глазищами:
— Послушай, князь. Ты не представляешь, как мне хочется сперва ощутить тебя в себе, а затем разорвать горло и выпить до дна. Ты даже не догадываешься, насколько велики мое желание и жажда. Но все же я не делаю этого, потому что… Подумай о своем княжестве… Пустоши не вечны, когда-нибудь это закончится. Когда подумаешь, поговорим. Спокойно поговорим.
Еще через мгновение она попросту исчезла. Стефан едва успел заметить скользящее движение неживого тела.
Он остался один.
Стефан безуспешно пытался молиться покровителю Тефу. Начинал уже трижды, но каждый раз слова молитвы обрывались, беспомощно рассыпались бусинами.
«Наставь меня на путь истинный, наставь… Что мне делать?»
Ответ напрашивался сам собой. Вампиршу убить, рабов, ежели таковые найдутся, выпустить. Безмолвных ллэ… слишком много, чтобы убить, и слишком много, чтобы отпустить, ибо одичают.
«А ты сможешь убить Росинку?»
Стефан почти зарычал в голос. Когда убивал Эйвана-вампира, искренне верил в то, что избавляет княжество от напасти. Оказалось — нет. Место господина Пустошей заняла госпожа и все стало только хуже. Вампир Эйван приходил за кровной данью дважды в год, его вдова стала наведываться в два раза чаще.
«Ты сможешь убить Росинку?»
Ответа на этот вопрос не было, хоть и искал его в душе. Росинка стала ллэ, нежитью. И при этом была его невестой…
Стукнула дверь, отворяясь. Взгляд метнулся на звук, и в груди все вмиг взялось ледяной коркой: в спальню, ступая как заводная кукла, деловито вошла Росинка. Она была обряжена в длинный сарафан из бледно-голубого льна с вышивкой, и на первый взгляд ничем не отличалась от той девушки, с которой Стефан соединил свою жизнь в капище Тефа. Только вот взгляд был неподвижен, Росинка смотрела прямо перед собой, и глаза напоминали цветные стеклянные бусины. На вытянутых руках она несла аккуратно сложенную одежду. Приблизилась к кровати, посмотрела сквозь Стефана и, сложив ношу поверх покрывала, быстро удалилась. Дверь закрылась.
Он несколько минут лежал неподвижно, представляя, как разделается с госпожой. Потом одернул себя. Чтобы отрубить вампирше голову, нужно для начала подняться с кровати, затем найти оружие. А уж потом…
Стефан попробовал сесть. Голова закружилась, и светлая, залитая солнечным светом спальня поплыла перед глазами. Он зажмурился, задышал глубже, борясь с подступающей тошнотой. Затем кое-как, сперва перекатившись набок, сел. В висках бухало. Стефан осторожно, стараясь не делать резких движений, подобрался к краю постели, дотянулся до принесенной одежды. Его ждали чистая рубаха из небеленого, немного колючего льна, и крестьянские порты, чистые, но уже кем-то ношеные. Стефан поморщился. Сама мысль о том, что он оденет что-то, наверняка снятое с нежити, внушала отвращение. Но другой одежды госпожа не дала, а щеголять голышом тоже казалось глупым, тем паче что старые камни дышали холодом.
Пошатываясь от слабости и то и дело хватаясь за витой столбик, поддерживающий бархатный балдахин, он оделся. Затем осмотрелся еще раз. Спальня оказалась просторной, с богатой отделкой и со вкусом обставленной. Не таким представлял он жилище госпожи Пустошей, ой не таким… А маленькая желтая птичка прыгала по клетке веселым солнечным пятнышком и заливалась звонкими трелями. Откуда здесь эта птичка? Да и зачем она нежити?
Стефан, придерживаясь за стены, обошел комнату. Наткнулся на изящный, инкрустированный самоцветами столик, где стояли хрустальный кувшин и пара кубков из тонкого стекла. Стефан понюхал содержимое — пахло хмельным и сладостью спелого винограда. На мгновение заколебался, но затем решил, что госпожа не будет его травить, скорее загрызет. Руки тряслись, и он не стал наливать вино в прекрасные кубки. Отхлебнул прямо из кувшина, затем еще. Сладкое вино покатилось в желудок приятным теплом. Головокружение медленно сходило на нет.
«Уже лучше», — решил он.
Заскрипела медленно отворяемая дверь, и в комнату снова неспешно вошла Росинка. Теперь в ее белых, словно мраморных руках был поднос, уставленный съестным: ломоть мяса на блюде, квашеные овощи, нарезанный толстыми ломтями белый хлеб. Ллэ, глядя сквозь Стефана, прошагала к постели, поставила поднос на край и развернулась, чтоб уйти.
— Росинка, — тихо позвал он.
Слабая надежда еще теплилась.
— Росинка…
Ллэ медленно, словно воздух сделался густым как патока, повернулась к Стефану. А потом так же медленно, с трудом выталкивая каждое слово, произнесла:
— Она не помнит тебя, князь. И двигается только потому, что я так хочу. Магия крови сильна.