Госпожа пустошей

Воздел руки вверх, погружая их по самые локти в леденящий поток. Схватил сразу два потока, скользких, живых, что так и норовили вывернуться. Дернул на себя. Сглотнул кровавый ком в горле. Потоки уходили в бесконечность, теряясь и рассеиваясь под небом его, пока что живого мира. И Стефан решил, что не отдаст — ни за что не отдаст! — прекрасное синее небо этой чудовищной и смертоносной силе.

Узел.

Все ощущения обострились.

Он работал даже не руками, мыслями.

Схватить два потока, завязать узел. Потом еще один. И еще. Намертво закрывая брешь, неведомо как получавшуюся в дне мира.

Стефан походя вытер подбородок. На руке остался липкий след — его кровь. Еще узел. И еще. До тех пор, пока пещера не очистилась от тягучих и одновременно невесомых струй, сплетенных из черноты и алых брызг.

Голова кружилась. Стефан попятился от туго скрученных узлов, видимых одному ему. Пошатнулся. Под локти поддержали сильные руки. Теплые.

— Они… развязываются, — пробормотал он ошеломленно, — я что-то сделал не так?

— Теперь и я вижу, — шепот Лорин походил на осыпающийся иней, — нет, ты все сделал правильно. Но я должна наложить печать Крови.

Мысли текли вяло.

"Наложить печать крови", — повторил про себя Стефан, — "это значит, что сейчас Лорин потребуется чья-то кровь. Чья?"

И тут же пришло понимание.

Конечно же, он ни при каких обстоятельствах не должен был уйти из Разлома.

Таро и Лорин просто использовали его — сперва как некроманта, а затем как сосуд, вместивший Силу, саму жизнь.

От осознания этого стало горько. Он обернулся к Лорин, внимательно вглядываясь в ее серые и как будто подернутые кровавой пеленой глаза.

— Ты могла мне сразу сказать, что выпьешь меня. Все равно я готовился здесь умереть.

Кажется, Лорин всхлипнула. Взяла его лицо в ладони, потянула к себе и несколько нескончаемых мгновений смотрела в глаза. А он ощущал кожей ее дыхание и думал о том, что умереть от руки Лорин, в общем-то, не так уж и плохо. Всяко лучше, чем от руки Крастора.

— Стефан, — она судорожно выдохнула, — я же сказала, что тебя люблю. К чему мне жить, если тебя не будет рядом?

И оттолкнула от себя. Сильно, так, что он отлетел в сторону, перекувыркнулся через голову и даже не нашел в себе сил сразу подняться.

В неверном свете затухающего факела Лорин подошла к раскручивающимся узлам. Остановилась, собираясь с мыслями. Потом резко вскинула вверх руки — ладони светились багровым — и так же резко опустила их вниз, вколачивая путаницу узлов в дно разлома.

Ослепительно полыхнуло.

И Стефан вдруг почувствовал, как один за другим неведомая сила разрывает камни Крови. Тонкая ткань мира содрогалась, билась в судорогах — но это был кризис, предшествующий выздоровлению. Вмиг и ослепнув, и оглохнув от ходящей ходуном материи, он кое-как на четвереньках пополз к тому месту, где должна была упасть Лорин. В висках бешено ухал пульс.

— Лорин! — крикнул он в кромешную темень.

Тишина.

— Лорин, ответь!

Но разум подсказывал, что она уже не ответит. Попросту не сможет. Пустила на печать саму себя… Как глупо… Ему-то все равно отсюда не выйти. Или… Шанс вернуться все же был? И Лорин об этом знала?!!

Стефан зацепился за что-то, потом, ощупав, понял — сумка с факелами. И огниво здесь же. Ругаясь самыми непотребными словами, он высек искру, запалил промасленную ветошь. Рыжие отблески играли на сверкающей алым печати Крови, да и сама она, казалось, светится.

А рядом — неподвижное тонкое тело.

— Лорин, — холодея, Стефан метнулся к ней.

Лорин лежала на боку, и когда он перевернул ее на спину, даже открыла глаза.

— Лорин, Лорин, — он повторял это имя, словно заклинание, — почему?

— Дурак, — прошептали стремительно синеющие губы, — ты так и не понял. Не поверил…

Стефан трясущейся рукой пощупал пульс на шее — он был какой-то слабенький, едва ощутимый, словно вялое дерганье ниточки под пальцами. Затем схватил ее за руку и поднес к губам. Целуя холодеющее запястье, вдруг уставился на аккуратные девичьи ноготки.

— Лорин!..

И, отодвигая вверх прикушенную губу, уже знал, что именно увидит: клыки исчезли. Вместо них влажно белели самые обычные человеческие зубы.

— Ох… Теф… Лорин…

Боль в груди нарастала, острая, рвущая на части. Стефан прижал к себе тонкое тело, тщетно пытаясь его согреть.

— Не умирай, только не умирай. Я что-нибудь придумаю. Хенеш, скажи, как тебе помочь?

Он всматривался в столь знакомое лицо. Серые глаза, высокие скулы, тонкий аккуратный нос, пухлые губы, которые недавно его целовали. По белым щекам Лорин потекли слезы — прозрачные, человеческие слезы.

— Ничего… ты… не сделаешь… — с явным усилием произнесла она.

И закрыла глаза.

— Не умирай, — шептал он, целуя ее тонкие веки, ее мягкие губы, — только не умирай…

Но все тщетно.

Лорин медленно и неотвратно уходила от него той неведомой тропой, какой рано или поздно отправляются все ныне живущие.

Стефан видел, как над телом женщины сгущается серая тень, и как стремительно утекают ее силы.

И он завыл от собственного бессилия. И от внезапной боли, которую причинила ему смерть госпожи Пустошей, и оттого не сразу почувствовал, как на плечо легла чья-то тяжелая рука.