Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица

На наш вопрос о том, как, по его мнению, отец Старк мог давать советы Марии, Пиотровский ответил, что «он напомнил Марии о великом милосердии Божьем и помог ей правильно оценить масштаб ее преступлений, чтобы подготовить ее к таинству примирения».

– Я думаю, что в каждом человеке осталась какая-то маленькая искорка добра, и поэтому нам не дано никого судить или осуждать. Это касается лишь самого Бога⁴.

Католический дьякон Луис Баерга также предположил, как отец Старк мог напутствовать Марию.

– Вероятно, он начал с того, что задал ей вопросы о ее детстве, воспитании и степени католического образования, которое она, возможно, получила или не получила. Насколько сильной была ее вера изначально и насколько она сильна сейчас. Затем он попытался бы выяснить, потеряла ли она веру и почему⁵.

Действительно, Мария всегда высказывала противоречивые утверждения о своей вере. В начале своих досудебных показаний она заявляет, что «с самого рождения и по сей день верит в Бога». Однако вскоре после этого Мария также заявляет: «Моя прошлая жизнь вела меня по такому пути испытаний, бед и несчастий, что я потеряла всякую веру во Всемогущего Бога»⁶. Позже она говорит: «Под влиянием и в результате всего пережитого в концлагере Аушвиц и, наконец, из-за смерти моего жениха и моей матери я усомнилась в существовании Бога и в 1945 году официально вышла из католической церкви. Я сделала это во время своего пребывания в Мюльдорфе. [Хотя] я по-прежнему верю в Бога, я отреклась от веры в Марию, непорочное зачатие и тому подобное»⁷.

Баерга считает, что перед отцом Старком стояла грандиозная задача – убедить Марию в чудовищности ее преступлений. Если бы отцу Старку удалось заставить Марию признать свои преступления грехами, он, возможно, добился бы того, что она признала свою вину. После этого он мог бы приступить к своей задаче – попытаться привести ее душу к покаянию.

Баерга коротко поясняет: католики верят, что Бог вселюбящий и всемилостивый, а потому готов простить любой грех, каким бы большим или чудовищным он ни был, при условии, что грешник искренне раскаялся.

– Католическая церковь считает простительными грехи такого масштаба, как у Мандель, если ее раскаяние будет искренним⁸.

Отец Гереке, священник, приставленный ко многим осужденным в Нюрнберге нацистским офицерам, считал, что судить должен только Бог, поэтому вопрос вины был не в его компетенции. Он молился о том, чтобы избежать всякой гордости и любых предрассудков в отношении тех существ, которые находились на его попечении. Гереке описывали как человека, который подходил к своим задачам в «духе смирения, битвы за души людей, стоящих под тенью виселицы»⁹. Вполне вероятно, что отец Старк был таким же.

Глава 97 Последнее прощание

Наше прощание было очень, очень грустным.

Маргит Бурда¹

Маргит, подругу Марии со времен Дахау, оправдали и выпустили из тюрьмы; она должна была уехать на том же поезде, что и оправданный заключенный доктор Мюнх. Позже Маргит с большим сожалением отмечала, что не смогла попрощаться с Марией как следует.

– Всегда трудно, когда один человек может уехать, а другой – нет. И я была совершенно одна, когда мне нужно было уходить. У меня был мой чемодан, быстро приехал грузовик, и я уехала².

Десятого января был тридцать шестой день рождения Марии. 13 января 1948 года Верховный национальный трибунал был уведомлен о том, что президент отказал в помиловании двадцати одному из двадцати трех осужденных, включая Мандель³.

Неизвестно, когда Мария и остальные узнали эти новости. Семнадцатого января в газете Trybuna Robotnicza появилась статья под заголовком «Преступники из персонала лагеря Аушвиц будут повешены»⁴. Так что по крайней мере к этой дате стало известно об отказе в помиловании, и, предположительно, обвиняемым тоже об этом сообщили.

Время и дата казни были назначены на 24 января 1948 года в семь утра⁵. С этого момента в камерах для смертников постоянно горел свет⁶.

Глава 98 Рахвалова и душевая

Среди большого количества евреев стало практически религиозным убеждением, что ни один нацистский военный преступник никогда не должен быть прощен, независимо от того, что он совершил в дальнейшем. Этот тезис подтверждается расхожим мнением о том, что только те, кому причинили зло, могут простить своих мучителей. По страшному выражению Янкелевича, «прощение умерло в лагерях смерти».

Лоренс Томас, «Простить непрощаемое?», в книге «Моральная философия и Холокост»¹