Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица

Оскар Грёнинг соглашается, что крематориев не хватало для выполнения поставленной задачи, поэтому пришлось вернуть «старую технологию» открытого сжигания трупов в ямах и кострах¹⁶. Хелен Тихауэр подтверждает это и отмечает, что ночью небо было красным от огня.

– Я гуляла поздними вечерами, когда сжигали тела, и эти факелы горели высоко в небе. Красный цвет был везде вокруг меня. Мне казалось, что я попала в настоящий ад на земле¹⁷.

Во время перевозки венгерских евреев заключенные видели, как Мандель непосредственно участвовала в выбраковке¹⁸.

Мария справлялась с давлением по-своему. На ее собственной вилле, где работали заключенные женщины, после отбора устраивали вечеринки и пили алкоголь, взятый из вещей новоприбывших. Немка по фамилии Климашевская, проработавшая на вилле около месяца, вспоминает, что Мандель вела дневник, в котором делала записи о прибывающих транспортах, выбраковках и количестве людей, отправленных в газовые камеры¹⁹.

Глава 56 Роспуск оркестра

Последние шесть месяцев существования лагеря Биркенау выдались бурными и, по нацистским меркам, беспорядочными. Над комплексом Аушвиц все чаще летали разведчики союзных войск. Оскар Грёнинг вспоминает, что, когда прибывали составы из Венгрии, часто летали союзные пилоты, которые к этому моменту войны «могли беспрепятственно летать, не встретив ни одного немецкого самолета, даже штурмовика».

Примерно в трех километрах к востоку от Аушвица находилась крупная фабрика Моновиц-Буна, принадлежавшая компании I. G. Farben. Именно оттуда начались бомбардировочные рейды, направленные на промышленную часть лагеря¹.

Грёнинг отмечает, что было одно или два нападения на фабрику и один раз даже на главный лагерь Аушвиц I. Ущерб был минимальным, и никакие важные объекты не пострадали. «Пострадали два блока домов рядом с главным лагерем, в которых работали заключенные, – таким образом, евреи оказались между двух огней войны»². Данута Чех подтверждает, что 20 августа 1944 года в воскресенье поздно вечером при хорошей погоде американцы бомбили I. G. Farben в течение двадцати восьми минут. Другие бомбардировочные рейды состоялись в середине сентября³.

Позже Грёнинг отмечал, что, хотя несколько бомб упало после или во время атак на завод в Буне (в пяти километрах от него), «никто не воспринимал опасность бомбардировок всерьез – мы были слишком рассредоточены»⁴.

Мария, однако, восприняла опасность бомбежки всерьез. Анна Паларчик рассказывает «забавную историю» о воздушном налете, когда заключенным сказали отправиться в блок. Они обрадовались приближению британской авиации, которая собиралась разбомбить лагерь.

– Однако эсэсовцы… [очень нервничали во время налетов]. Девушки в главном лагере видели, как Мандель ползла на четвереньках к Бункеру!⁵

В августе Мария попросила о переводе из Аушвица, но ей приказали остаться еще на несколько месяцев⁶. В начале октября заключенные зондеркоманды, отвечавшие за работу крематория IV, подняли восстание и взорвали установку. В ответ последовали жестокие расправы, а женщины, участвовавшие в сопротивлении, были арестованы и убиты за то, что снабдили восставших взрывчаткой.

Где-то в октябре Мария снова посетила Мюнцкирхен. К этому моменту ее жесткая внешняя скорлупа начала давать трещины под давлением обстоятельств. Один из племянников Марии вспоминает, что Мандель приехала в форме, на внедорожнике, в сопровождении человека с оружием, который ждал снаружи, пока она беседовала с сестрой внутри. Мария пробыла там недолго, и Анна, ее сестра, плакала, когда она уходила, потому что хотела, чтобы Мария осталась и не возвращалась в Аушвиц. Ее племянник хорошо помнит, как Мария сказала: «Ich kann nicht mehr weg» («Я больше не могу»)⁷.

По возвращении в Биркенау Мария окончательно распустила оркестр, что произошло, когда Франца Хёсслера в очередной раз не было на месте⁸. Хёсслер, узнав о случившемся, пришел в ярость и неистово пытался восстановить оркестр. «Это была комедия, просто комедия! – восклицал позже один из уцелевших. – Остальные сжигают документы, уничтожают всякие следы, везде видны панические приготовления к эвакуации, а он создает новый оркестр»⁹. Одна участница оркестра, Вися, сказала, что Мандель специально распустила оркестр, пока Хёсслера не было, чтобы поквитаться с ним такой злой шуткой. «[Мы действительно думали], что это было исключительно ее решение [распустить оркестр] без согласования с Хёсслером»¹⁰.

Хелена Нивиньская вспоминает, как это происходило.