Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица

Пара тепло встречает нас в фойе своего дома. Маргит выглядит как стареющая кинозвезда: вьющиеся русые волосы, безупречный макияж, симпатичное круглое лицо и потрясающие глаза – серые с желтыми вкраплениями у зрачков. Она подает кофе и всякие пирожные – ягодный торт, чизкейк, круассан, – вскользь отмечая, что любит сладкое. Мы сразу же сближаемся на почве любви к сладкому. Следующие четыре часа она тепло и без обиняков делится своими воспоминаниями о Марии.

Когда мы наконец уходим, Маргит и Хельмут провожают нас до машины, и она машет нам рукой, пока мы уезжаем. В течение следующих девяти лет, вплоть до смерти Маргит в 2016 году, у нас завязывается дружба, которую подпитывают частые визиты и обширная переписка. Это была прекрасная связь, а также редкая возможность узнать больше о другой стороне характера Марии.

В подростковом возрасте Маргит занималась музыкой, играла на кларнете и фортепиано в женском духовом оркестре в Германии. В 1938 году ее группу попросили сыграть вступительный марш к речи и выступлению Гитлера на митинге в Дрездене. Юных музыкантов попросили подготовить «Баденвейлерский марш», и это событие произвело на пятнадцатилетнюю Маргит яркое впечатление.

– Мы репетировали полночи. Я уже устала и клевала носом; мне первый раз в жизни устроили выволочку. Выступление было очень зажигательным. Гитлер был так доволен, он пожал руку каждому из нас. Мы были просто счастливы, потому что нам больше не нужно было играть! Встреча с Гитлером не произвела на меня особого впечатления. Я не очень хорошо относилась ко многому из того, что он делал. К тому же рукопожатие Гитлера было вялым, и он был в перчатках⁵.

Музыкальное образование Маргит и любовь Марии к музыке легли в основу их дружбы.

Маргит не знала ни о Марии, ни о преступлениях, в которых ее обвиняли, поэтому ее впечатление о Марии и привязанность к ней сложились исключительно из их общения во время заключения. Сейчас, оглядываясь назад, Маргит вспоминает, что Мария всегда прямо смотрела в глаза, ступала решительной и уверенной походкой, была дисциплинированна в речи и телодвижениях и не жестикулировала во время разговора. Она была немного выше самой Маргит. «В основном она скучала по свободе и родным»⁶.

В конце концов, когда они узнали друг друга получше, зашла речь о лагерях. Когда Маргит спросила: «Неужели все было так плохо?», Мария ответила: «Да, но в одиночку я не могла ничего с этим поделать. Я отвечала за порядок, и если [заключенные] не делали то, что я им говорила, я должна была их наказать»⁷.

У Маргит много хороших воспоминаний о Марии, и она сразу же нашла с ней общий язык.

– Она была очень честной и все делала для меня. Ее характер [мне] казался очень хорошим. Она была очень милым человеком. Это [то, что выяснилось позже] действительно было не так… Sie war ‘ein liebe Mensch. [Очень была хорошим человеком]. Все, что она делала, она делала на сто процентов⁸.

Маргит вспоминает прогулки с Марией перед душем, во время которых они разговаривали о музыке: «Мария очень любила музыку!»

Правда, шутить удавалось редко. «Мы не могли там по-настоящему посмеяться. Сказать по правде, от всего сердца, смешного там не было ничего»⁹.

– Она всегда говорила о своем отце. Она рассказывала и о своих братьях и сестрах, но больше о том, как она обидела отца¹⁰.

Позже, после того как Маргит оправдали и освободили, она вернулась домой в Германию и написала письмо Францу Манделю.

– Я пробыла с Марией два года, мы делили с ней великое горе и немножко радости, а только в таких условиях и можно по-настоящему узнать другого человека. Я должна сказать, что Мария была во всех отношениях хорошим товарищем. Я утверждаю, что все, что [говорилось о ней], было ложью и обманом¹¹.

Глава 61 «К ним относились с уважением»

В том костюме я могла выйти на любой подиум, насколько он был красив!

Маргит Бурда¹

Продолжалась повседневная жизнь, и по большей части к заключенным нацистам относились цивилизованно. Бывший военнослужащий, служивший в Дахау, вспоминает:

– Мы уважали их, потому что они тоже были солдатами, а нас учили уважать каждого солдата. Нельзя унижать их, нельзя пинать их, в общем, относиться так же, как они поступали с евреями и все такое. Я знаю, что они поступали плохо, но к ним относились нормально, так же, как я бы хотел, чтобы относились ко мне².

Маргит соглашается с этим заявлением: