Госпожа сочинитель (СИ)

– Я стала много и жадно пить, я прибегла к различным способам развращения плоти. У меня было много мужчин, с которыми я спала почти на глазах у мужа. Никто из мимолетных любовников не ценил так мою жалкую сущность, как… Впрочем, это неважно. Важно то, что один из них познакомил меня с «лекарством» от несбывшегося. Я знала о последствиях, но тогда даже самое страшное казалось мне шуткой. Я смеялась над грустным и плакала над смешным. Вихрь пагубных наслаждений закрутил меня, и вот однажды настал тот день, когда я перестала обращать внимание на свою внешность, на окружающий мир, на его законы и потеряла счет времени. О, если б вы видели меня тогда – вам не захотелось бы расцеловывать мою шейку! Грязное вонючее животное с пьяными глазами и худым, ссохшимся телом; животное, об которое, попользовавшись, вытирали ноги… Место такому существу – под забором, но я точно в насмешку продолжала жить в богатом, сказочно прекрасном доме, беззастенчиво позоря свою семью. Олсен отправлял Лилу к родственникам, чтобы мои непристойные гости не подвергали опасности ее невинность; вскоре он и сам перебрался в другой город, скрываясь от молвы и насмешек. Наш городской особняк был продан – доходы упали, и мы уже не могли содержать его… Потом я оказалась здесь. Здесь я волей-неволей начала исправляться. Мне выпал шанс закончить жизнь в человеческом обличье. Постепенно я забыла о… об одном человеке. Я долго болела им… И тут появились вы! Вы всё испортили! Нужно подвести какую-то черту. Вы так не считаете?

Он кивнул, она же посчитала молчание согласием.

– Вот что: никогда не сражайтесь с реальностью, ибо в любом из вариантов вы обречены на провал. Я слишком часто отрицала ее – вот, к чему меня это привело… Но вам повезло больше. Вы пишете, и всё, чем вы живете, обретает гармоничную форму, которая никому не повредит. Вы сильнее, чем я. Вы мужчина, у вас шире кругозор, свежее и гибче душа… У меня же всё закрепощено в двух вещах: борьбе и слепом стремлении. Я запросто могу дважды наступить на одни и те же грабли.

– Экла…- беспомощно пробормотал он, сжимая ее плечо, но она вскочила, и его рука соскользнула.

– Знаете, что я сделала с вашим подарком?

– Подарком?.. Ах да! Шкатулка!

– Прибавив некоторые свои сбережения, я обменяла ее на… дозу. Шкатулка очень понравилась одной здешней даме. Приятель достает для нее это и передает замаскированным в безобидные с виду передачки. Вот с ней-то я и совершила этот нехитрый обмен… по вашей вине! Вы разбудили мое забытое пристрастие! Как видите, даже здесь многое продается и покупается. Конечно, утаить такое от персонала невозможно, но стоит заплатить, как они с охотой закрывают глаза.

Даниэль медленно приходил в себя после ее откровений.

– Я могу вытащить вас отсюда другими путями? С помощью денег? – без прежнего энтузиазма спросил он.

– Не уверена. Олсен воспрепятствует. Он мой господин, – усмехнулась она.

– Тогда…

Даниэль решительно поднялся. Услышанное было подобно обвалу. Нет, он не был готов к такой правде; он не верил, что женщина, казавшаяся ему воплощением чистоты и благородства, пала так низко… Совсем как в день четырнадцатилетней давности он испытывал отвращение и хотел бежать.

– Тогда… я ухожу, – выдохнул Даниэль. – Надеюсь, вам станет легче.

– Через окно? – лукаво спросила Экла.

– Через окно. Больше я вас не потревожу.

Однако она не дала ему сделать даже шага:

– Как?! Вы не обнимите меня на прощанье?

– Да… – Даниэль дружески обнял ее за плечи и быстро отпустил.

Экла начала торопливо рыться в своих вещах, пока он оглядывал последствия своего вторжения.

– Как вы объясните это? Нам нужно вместе придумать разумное оправдание порче казенного имущества, – сказал он. – Пусть за решетку и окно ответят пресловутые грабители, а? Им не привыкать…

И лишь теперь он заметил, что Экла решительно кутается в шаль.

– Мне не придется ничего объяснять, – заявила она. – Я ухожу с вами.

– Вы уверены?

– Как никогда.

– Не боитесь лезть через окно?

– Но вы же со мной! Вы поддержите меня, мой храбрый рыцарь…

37

Три часа спустя они сидели в уютном ресторанчике с рядом отгороженных ниш, где каждый столик был заключен в отдельную кабинку. Дверцы там были выполнены из полированного дерева со стеклянными вставками, что при желании сохраняло зрительный контакт с общим залом, однако наши герои по понятным причинам задернули шторки, чтобы, отдыхая от пережитого риска, побыть наедине.

Даниэль был горд собой и всячески хвастал перед Эклой размахом своих возможностей. Пусть она видит, каким он стал! Куда девался жалкий мальчишка? Вместо него перед госпожой Суаль сидел представительный мужчина, одетый с иголочки. Чего стоили одни только его глаза, голубые и по-прежнему слегка застенчивые – единственное, что осталось в напоминание о «большом ребенке». Иногда они глядели прямо, с безмерным обожанием… Иногда туманились, иногда искрились лукавством… А временами делались серьезны, что свидетельствовало о каком-то размышлении.