Госпожа ворон

Ласбарн долгое время был колонией Орса, где насильно насаживалась орсовская культура с их всеобщим наречием и нелепой верой в распятого и воскресшего бога. С такими трудами сброшенное иго привело к тому, что теперь всякого, кто не по делу начинал говорить на чужом языке убивали свои же. Лидеров восстания перерезали обманом и сразу же — удельные князья с окружавшей их местной знатью, не пожелавшие сменить одного деспота на другого. Так что теперь каждый был сам по себе и регулярно пытался отбить у соседа рудник, шахты, арену. Иногда это удавалось, но иногда оазисы находились друг от друга так далеко, что и на своем месте князьям сиделось вполне комфортно. В конце концов, разве нет счастья в довольстве тем, что имеешь?

— Так ты еще ухитряешься вести дела с аданийцами, которые вас предали, и орсовцами, которые поработили? — спросила женщина в лоб. Глаза Фарнэ сверкнули недобро, но ответил он с пониманием происходящего:

— Тебе ли, девчонке из Храма Даг, не знать, что золото не нажить эмоциями. Неважно, как сильно я их ненавижу: пока эти сволочи орсовцы вынюхивают информацию о нас, мы можем вынюхивать через купцов и о них, и пока аданийцы готовы платить, чтобы мы сдавали орсовцев, я буду торговать с ними. Эти сучьи потроха еще дешево откупаются от меня — деньгами, за то, что ходят живыми по моим пескам, — без всякой агрессии в лице сообщил Фарнэ и сделал-таки свой ход.

Бану краем глаза следила за собеседником и восхищалась — ей далеко до такой невозмутимости. Хотя, если подумать, Ранди Шаута она отпускала из подобных соображений, так что, может, она уже ближе к мастерству, чем кажется.

— О, — вдруг отвлекся Фарнэ и поднял голову. Сидевшая спиной ко входу под тент Бану, обернулась. — Вот и рабы, которых ты встретила. Ну что? — крикнул Фарнэ Мехи. — Есть что годное?

— Восемь я взял на арену и шесть в прислугу, — отчитался Мехи.

— Вот как. Кинь им по деревянному мечу, пусть порубятся двое на двое, посмотрим, что они могут, — распорядился хозяин и вернулся к Бану и шахматам. Предложил ей "сделать рокировку": сесть справа и слева от стола, чтобы боковым зрением видеть рабов.

Пока Мехи выполнял приказ, Дайхатт молча пялился на Бану, надеясь, что, просверлив взглядом дырку в ее виске, заставит посмотреть на себя. Он бы уже бросил затею достучаться до танши, но не сдаваться требовали четверо соратников: одного Мехи покупать отказался, и давний товарищ и подданный Аймара отправился дальше в безвестность пустыни, чтобы затеряться в ней навсегда.

Раздались первые глухи удары дерева, Дайхатт смотрел на Бану, а та, играя с Фарнэ в шахматы, беззаботно болтала с ним на пустячные темы, снова переходя с ласбарнского на всеобщий и обратно. Оба прекрасно понимали, что Бансабира явилась в Ласбарн не просто так, сколь бы ни убеждала, что в отличие от большинства высших номеров Храма Даг, тратит время не на воспитание учеников, а на путешествия. Но говорить о делах, вот так сразу, в первый же день у ласбарнцев было не принято. Именно поэтому танша задерживалась повсюду, кроме Мусфора, князь которого попросту был взвинчен. А с остальными торопиться не следовало: хорошие дела наспех не делают.

Фарнэ стал спрашивать за храм и за Тиглата. Бансабира непринужденно сочиняла легенды, даже не думая, что лжет. Фарнэ лез не в свое дело, замечая, что Тяжелый Меч в свое время смотрел на нее алчущими глазами, но Бану только, посмеиваясь, соглашалась — да, Гор такой настойчивый.

— Все еще зовешь его Гором?

Всегда, говорила Бану. Да, он, по существу, не оставил ей выбора, кроме как быть с ним.

— Может, оно и к лучшему, а? — Фарнэ вздернул брови. — Тиглат Тяжелый меч, — опять перешел на всеобщий, — самый удивительный боец из всех, кого я знал. Девчонке, вроде тебя, другой и не подойдет.

Бану покраснела: от смущения, решил Фарнэ, краем глаза наблюдая за очередным поединком рядом. От возмущения, подумала танша. Дайхатт, уже закончив со своим показательным поединком, сидел на земле и как мог вслушивался, но понимал обрывочно. Например, когда Фарнэ сказал, пройдясь по лицу Матери Лагерей изучающим взором:

— Впрочем, ты как-то уже не очень-то и девчонка.

Бану хмыкнула:

— Ну да, у меня уже есть сын.

— От Тиглата? — да что ему сдался Гор, в сердцах возмутилась танша, расплываясь в улыбке.

— От кого еще? Этот идиот назвал его Гайером.

— Гайером? — подивился Фарнэ. — Похоже на имя какого-то тухлого ясовца.

— Так и есть, — раздраженно цокнула Бансабира. — Заявил что-то про то, что встретил меня в Ясе, и я сама оттуда и что это было бы символично, и жрец воспел его как Гайера. Тьфу.

Дайхатт чуть не подавился воздухом. Ее сын от Нера Каамала же. От Нера же. Даже подумать невозможно, что от кого-то еще, просто потому, что при ней постоянно находилась толпа соглядатаев Свирепого Волка. Есть ли предел ее вранью?

— Ну, шах и мат, — финальным ходом Бансабира переставила слона, разулыбалась самодовольно, потянулась.

— Как всегда, — улыбнулся Фарнэ. — С первой нашей встречи отлично играешь.