Гость

Монастырь за окном не пропал, но утратил свой нежный белоснежно-розовый цвет, напоминавший девичий кружевной наряд. Теперь монастырь был серо-черный, по нему перебегали и гасли тусклые огоньки, какие блуждают по тлеющему полену.

В Веронове тлело жжение. Темная муть застилала глаза. Он прислушивался к существу, которое в нем поселилось, и это существо требовало пищи. Этой пищей было то смертельное наслаждение, которое он пережил и пережить которое снова стремился.

Он включил телевизор. Показывали какие-то фестивали песен, скабрезности из жизни актеров, старые советские фильмы о пограничниках и колхозниках. Внезапно передачи прервались на срочное сообщение.

Пассажирский самолет, летевший в Сирию из России, разбился над Черным морем. В самолете находился хор военных певцов, которые собирались выступить перед российским контингентом, воюющем в Сирии, а также известная своим милосердием докторша, которая спасала раненых детей Донбасса, кормила бомжей на площади Трех Вокзалов, целила людей с дефектами нервной системы. В заявлении говорилось, что все пассажиры погибли. Причиной крушения была ошибка пилотов.

Веронов помрачено смотрел на экран. Там журналист расспрашивал приморских жителей, свидетелей катастрофы, представлял поющий хор военных молодцов в парадных мундирах, в фуражках с кокардами, и Веронов видел их могучие, наполненные звуком груди, их цветущие лица, которые поглотила пучина. Он представлял милое усталое лицо доктора среди обездоленных бомжей, которым она привозила прямо на площадь полевую кухню с горячим бульоном и кашей.

Нет, то была не ошибка пилота. Это он, Веронов, в Петрищеве своим чудовищным святотатством сотряс и землю, и небо, и волна разрушения покатилась по миру, настигла самолет турбулентным вихрем, швырнула к земле. В тот момент, когда тряпичная кукла горела и падала с виселицы на землю и толпа ошеломленно молчала, сокрушающий вихрь понесся по миру, заматывая в свой смертельный рулон самолет, направляя его в море.

Журналист расспрашивал жителя приморского поселка, и тот утверждал, что видел, как с земли к летящему самолету протянулся прозрачный волнистый след, достиг самолета, после чего тот стал разваливаться.

Веронов знал, что этот волнистый поток был порожден его святотатством, возмутившим все опоры и основы жизни. И эти опоры стали рушиться, мир стал разваливаться, а вместе с ним разваливался самолет, из которого сыпались в море обезумевшие, умиравшие на лету люди.

Веронов ужаснулся. Он был поражен неизвестным недугом. В нем поселился неведомый зверь. На его теле проступали голубые трупные пятна. Он хотел избавиться от недуга. Избавиться от смертельной пагубы. Сбросить иго, которым закабалил его Янгес, таинственный Лемур с глазами, из которых брызжут острые, как бритвы, лучи.

Веронов собрал всю свою волю, весь оставшийся здравый смысл, весь остаток духовного здоровья и решил сопротивляться недугу.

Утром он отправился в дорогую частную клинику, где решил пройти обследования.

Его пронзали ультразвуком, и, лежа в полутьме, чувствуя, как липкий щуп скользит по его голому животу, он видел на лунном экране свои почки, печень, предстательную железу, страшась узреть эмбрион, лобастый, пучеглазый, скрюченный, результат жуткого зачатия. Но все внутренние органы были здоровы, без патологий.

Он настоял, чтобы ему просветили желудок, в котором чувствовал непрерывное шевеление. Давясь, борясь со спазмами, он проглотил гибкую кишку с фонариком и телевизионной камерой, которая рыскала в его утробе, но камера не обнаружила постороннего тела. Пищевод, желудок, кишечный тракт были здоровы.

Его просвечивали на томографе. Медленно влекли сквозь огромное магнитное кольцо, которое рассекало его тело – так рассекают на тонкие ломти колбасу. Каждый срез являл собой разноцветные круги и овалы, похожие на древесные кольца, в которых откладывались прожитые им годы.

И здесь не обнаружили патологий. Он был здоров. Голубоватая змея на груди, которую он показал врачу, была гематомой. Отпечатком предмета, о который он ударился.

Исследования не обнаружили в нем физических заболеваний. Но он был болен, в нем поселился недуг. И этот недуг не имел физической природы. Он поразил его духовную жизнь. Зверь, который в нем поселился, был дух. И Веронов вспоминал средневековые гравюры, на которых был изображен злой дух с перепончатыми крыльями, косматым телом и звериными копытами. И он стал искать духовного исцеления.