Гость из будущего: Анна Ахматова и сэр Исайя Берлин: История одной любви

Непосредственно перед поездкой, несомненно, происходило много всего, что можно было бы использовать — только захоти — против Ахматовой. Отдел агитации и пропаганды ЦК в это время стал вплотную заниматься произведениями советских писателей, которые попадали на Запад «нелегальным путем» («Эти книги содержат клевету на КПСС, в искаженном виде представляют зарубежному читателю нашу действительность, внутреннюю и внешнюю политику Советского государства…»). Наряду с сочинениями Солженицына, Окуджавы, Бродского и других упоминался и «не публиковавшийся в нашей стране цикл стихов под общим названием „Реквием“, приписываемых А. Ахматовой». В преддверии уже запланированного ареста Андрея Синявского и Юлия Даниэля подобное обвинение было делом совсем не шуточным. Однако ЦК пока ограничился тем, что попросил КГБ установить авторов такого рода «нелегальных» публикаций. Волокита в уже одобренном верхами вопросе о поездке Ахматовой в Англию, таким образом, представляла собой не наказание, а исключительно то, что Гамлет у Шекспира называет — «заносчивость властей и оскорбленья»[7].

После того как Политбюро высказало судьбоносное согласие по отношению к премии «Этна-Таормина», у Ахматовой было почти четыре месяца, чтобы подготовиться к поездке; теперь же ей предстояло решить эту — учитывая ее возраст и состояние здоровья — исключительно тяжелую задачу всего за несколько дней. Надо думать, аппаратчики среднего уровня, которых, очевидно, раздражал либерализм верхушки, таким способом, то есть бюрократическими ухищрениями, просто напоминали поэтессе, неведомо почему добившейся снисхождения, о том, что она до сих пор не прощена и до сих пор полностью от них зависима. Пускай «Таймс» или «Дейли телеграф» аршинными заголовками кричали о приезде «русской Сапфо», «Matriarch of Russia’s Poets»; российскую бюрократию это совершенно не трогало и на ее нравы действия не производило. Что для чиновников — Сапфо? Когда дело касается уважения к креслу, они без колебаний поставят на место хоть Софокла, хоть Данте с Гете.

В данном случае, однако, советская бюрократия подставила ножку самой себе. Когда Анна Ахматова приехала (это было поздно вечером 2 июня, в среду) на вокзал Виктория, ее, кроме представителей Британского совета и многочисленных журналистов, встречал Всеволод Сопинский, атташе по культуре советского посольства. По свидетельству «Дейли телеграф», дипломат с явным раздражением сказал: «Если приглашение придет только завтра, будет уже поздно». Это значило, что если Оксфордский университет известит советское посольство о церемонии награждения 3 июня, в четверг, то официальные советские представители присутствовать на торжественном событии не смогут. Дело в том, что по существовавшим в то время правилам советские дипломаты без особого разрешения МИДа не имели права выезжать за пределы Лондона далее чем на тридцать миль, а для получения такого разрешения требовалось как минимум три дня.

«Представители русского посольства выражают удивление, что они не были приглашены в Оксфорд в субботу, когда русской поэтессе Анне Ахматовой присвоили степень почетного доктора литературы» — так звучало лицемерное возмущение служащих посольства страны, у которой пришлось всеми правдами и неправдами добывать разрешение на выезд величайшей поэтессы. Пресс-атташе Оксфордского университета заявил в ответ, что с их стороны никакой небрежности не было. «Всех удостоенных степени почетного доктора мы предварительно спрашиваем, кого они хотели бы пригласить на церемонию; данный случай не был исключением». Британским ученым, судя по всему, и в голову не могло прийти, что в Советском Союзе просто не заведено спрашивать мнение рядового гражданина, кого из официальных лиц он считает нужным позвать на то или иное мероприятие.

«Anna Akhmatova, Andreae filia», — так обратился к ней официальный представитель университета в торжественном обращении на латинском языке, когда в субботу, 5 июня 1965 года, на церемонии в Шелдонском театре ее облачили в красную мантию с горностаевой отделкой и водрузили на голову черный головной убор доктора. Она прославлялась как «Femina haec augusta», «русская Сапфо», не только как поэтесса, но и как патриотка. Были перечислены основные ее произведения; о ее конфликтах с властью тактично умалчивалось. «Через несколько лет после восстановления мира (осторожный оборот, касающийся временного срока, свидетельствует о некоторой неуверенности составителей речи в плане биографии поэтессы. — Д. Д.) в государственном издательстве вышла антология, содержащая двести пятьдесят ее стихотворений».

Удивительный факт: официальный перевод торжественной речи, сделанный в Иностранной комиссии Союза писателей СССР, упоминает лишь двести двадцать стихотворений. И еще одна гротескная ошибка: название одного из ранних сборников Ахматовой. «У самого моря», перевели с английского («By the very Sea») как «У самого синего моря»: явно под влиянием сказки Пушкина «О рыбаке и рыбке».