— У тебя шок, — тихо подтвердила Ирка.
— Наверное, Тео надо похоронить? — жалобно спросила мама. — Только я не знаю… Говорят, у вас тут организовать похороны — что-то абсолютно ужасное.
— Не беспокойся, мы уже все сделали, — глядя исключительно в пол, пробормотала Ирка.
— Ага… Убили, закопали и надпись написали… — буркнул у дверей Богдан.
Сзади послышалась возня — кажется, Танька влепила ему подзатыльник. Богдан только крякнул и потер затылок.
— Но что я буду делать? Что мне делать? — простонала мама, и вот теперь слезы хлынули настоящим потоком.
— Не волнуйся, мама! Ты останешься с нами… Со мной! Я обо всем позабочусь! Мы будем жить вместе… — начала Ирка и осеклась. Как? Как они будут жить вместе? Ведь можно притворяться перед Танькой и Богданом, но сама-то Ирка все помнит!
— О да! — захлебываясь слезами, взвыла мама. — Жить вместе, какое счастье! В развалюхе моей матери! Работать в занюханном бутике, улыбаться толстым женам ваших бизнесменов, а по вечерам возвращаться домой мимо неприбранных мусорных куч! Одеваться из секонд-хенд… А подружки? — еще громче застонала она. — Мои бывшие подружки отсюда, из балки? Которых я в горничные хотела… Вот они теперь счастливы будут! Вот будут хохотать! — Мама рухнула лицом в подушку и зашлась то ли стоном, то ли изматывающим плачем.
В дверях снова началась возня — Танька ухватила Богдана и поволокла прочь.
— Куда? — цепляясь за косяк, пропыхтел тот. — Я хочу знать, до чего они договорятся!
— А они хотят, чтоб ты знал? — резонно поинтересовалась Танька, и физиономия Богдана пропала из виду. Дверь неслышно, но плотно закрылась.
— Чего ты на самом деле хочешь, мама? — присаживаясь на край кровати, спросила Ирка. Тихо-тихо, почти неслышно, но сотрясающие маму рыдания стихли.
— У Тео в Германии квартира осталась, — глухо ответила она. — Я ведь его наследница, наверное, я смогу ее продать. Еще были магазин и ферма, но я не знаю, может, он уже сам их продал, чтобы вложить деньги в здешний бизнес… А ведь я его предупреждала! — снова зарыдала мама. — Я просила его, я умоляла — не ездить сюда, не заставлять меня возвращаться…
Ирке даже не стало больно — внутри словно все заморозили. Мертво. Холодно.
— Я хочу в Германию! — тычась мокрым лицом в подушку, плакала мама. — Я хочу… домой.
— Хочешь, значит, поедешь, — равнодушно сказала хортицкая ведьма.
— Но Тео не брал обратный билет!
— Я куплю тебе билет, — еще равнодушнее ответила ведьма.
Мама села так резко, что пружины старого дивана протестующе заскрипели.
— Правда? — глядя на дочь с отчаянной надеждой, выдохнула она. — Только, пожалуйста, бизнес-класс, там гораздо, гораздо комфортнее, и еда лучше. О, а где же ты возьмешь деньги? А, наверное, одолжишь у своей состоятельной подружки! Какая милая девочка, она мне сразу понравилась! Ты не волнуйся, я все тебе верну. Только сначала мне нужно будет разобраться с наследством Тео, а это, сама понимаешь, не быстрое дело…
— Я все понимаю, — кивнула Ирка и устало побрела к дверям. — Собирайся, мама.
— Разве ты не видишь? Я собираюсь, собираюсь! — веселым, как у птички по весне, голосом откликнулась мама, и за спиной у Ирки захлопали дверцы шкафов.
В гуле аэропорта было что-то возбуждающее. Почти как когда несешься на метле и ветер хлещет в лицо, перепуганные вороны шарахаются, а россыпь городских огней и темная лента Днепра разворачиваются под тобой. И мама как будто уже летела — вся подавшись вперед, словно навстречу ветру, она звонко цокала каблучками в плиточный пол, и летели полы шубки, и локоны светлых волос, и сверкали глаза, и румянец на щеках, и в руках ее, как флаги свободы, трепетали паспорт и билет. Мама была счастлива, точно вырвалась из тюрьмы.
— Ну, давай мой чемодан, Богданчик, спасибо, что помог, — останавливаясь невдалеке от турникета, выдохнула мама и протянула руку за чемоданом, который катил следом за ней Богдан. — И тебе спасибо, Танечка. — Она забрала у Таньки объемную сумку и повесила ее себе на плечо. — Теперь я знаю, какие у моей дочери замечательные друзья!
— Как мы при отъезде-то вдруг захорошели! — не слишком заботясь, услышит его мама или нет, буркнул Богдан.
Мама предпочла сделать вид, что не слышит.
— Сумочку тоже давай сюда, Ирочка! — забирая последнюю сумку у Ирки из рук, заключила она.
— Тебе до регистрации еще пятнадцать минут, — тихо сказала Ирка.
— Ну и что — будем топтаться здесь, молчать, не зная, что сказать, и поглядывать на часы, мечтая, чтоб эти пятнадцать минут, наконец, прошли? — приподняла брови мама, совсем как делала иногда сама Ирка. — Ненавижу такие прощания!
Танька неопределенно хмыкнула, кажется, впервые она была с мамой солидарна.
— Еще раз спасибо за все! Я действительно была рада вас всех повидать! — кажется, вполне искренне сказала мама. — Ирочка, попрощайся за меня с бабушкой, а то мы с ней как-то так скомканно, будто не родные…
Ирка молча кивнула.
— Ребята, если вы захотите приехать в Германию, я могу сделать вам приглашение.
— Спасибо, мы как-нибудь сами, — холодно отказалась Танька, и маму ее отказ совершенно не расстроил.