— Кто придумать? Что придумать? — весело грянуло у Ирки над ухом, и Тео, обвешанный свертками, краснощекий и улыбающийся, как маленький кривоногий Дед Мороз в кургузом пиджаке и кирпичных штанах вместо шубы, возник рядом с их столиком. — Девушка в магазин так медленно считать, как будто их мозг считать, а не калькулятор! Но даже они, наконец, закончить! — И с радостным «ух» он свалил бесчисленные пакеты рядом с Иркой. И плюхнулся на свободный стул. — Мне почему-то казаться, мои милый дама говорить обо мне! — лукаво склоняя голову к плечу, спросил он.
— Ирочка беспокоится, что будет с ней, когда мы уедем домой! — стараясь не глядеть на него, тихо сказала мама.
— Домой? Какой домой? — удивился Тео и тут же сообразил. — Ах, в Германий! Разве я не объяснить тебе, милая? У меня есть маленький деловой интерес Россия, а теперь есть большой, очень большой интерес прямо здесь. — Он даже подпрыгнул на стуле, точно его деловой интерес находился тут, в кафе. — И очень слабый интерес Германий. Германский бизнес — старый бизнес, сильно поделенный бизнес. Здесь — молодой бизнес, место для энергичный делатель. Наш бизнес быть здесь! Мы дома, дорогая! Ты быть рада? — спросил он. Непонятно только, кого — Ирку или маму.
Кофейная ложечка вывалилась из маминой руки и со звоном ударила в кафельный пол.
— Ты хочешь сказать… — страшным шепотом выдохнула мама. — Мы приехали — насовсем? Мы не вернемся в Германию? Мы будем жить… в этой кошмарной стране? — срываясь на визг, закричала она. И не обращая внимания на переполошившихся официанток, завопила: — Я не хочу! Я не согласна, не согласна! Я хочу домой, хочу в Германию!
— Езжай, если хочешь, — равнодушно обронил по-немецки Тео. — Правда, основные мои активы я уже перевел сюда, в Германии остались такие крохи. — Он небрежно прищелкнул пальцами. — Но ты свободная, самостоятельная женщина — я ничего не собираюсь тебе запрещать.
Мама посмотрела на него широко открытыми, остановившимися глазами… и по щекам ее покатились слезы.
— Пойдем домой, — глухо сказала Ирка, вставая. — На сегодня уже хватит сюрпризов.
— С удовольствием идти в твой прекрасный дом, — согласился Тео, с готовностью вставая. — Только не знать, как быть со страшный коза. Очень грозный зверь! — серьезно заверил он. — Очень могучий — один удар рог пробивать целый туалет насквозь. Просто невероятно, фантастика сильный зверь-коза! И очень активный женщина ваш бабушка, кажется, не очень сильно меня любить…
— Он ветхий совсем был, доски сгнили… — рассеянно пояснила Ирка. И тут же уточнила: — Я имею в виду туалет. Грозного зверя-козу я возьму на себя. — Обещать взять на себя бабку она не стала — она старалась не давать невыполнимых обещаний.
Они сидели дома, за ужином — и молчали. Все молчали. Мама, словно застывшая в глубоком, непреодолимом горе, тыкала вилкой в тарелку, то и дело промахиваясь мимо макарон. Добытая Иркой из глубин буфета та самая, любовно сохраненная мамина чашка четырехлетней давности стояла возле ее локтя и не вызывала у мамы никаких воспоминаний. Мама на нее и не глядела. Мрачная Ирка ковырялась в еде. Любезная улыбка мертвым грузом повисла на пухлых губах Тео, а красные щеки сейчас просто полыхали. Он поглядывал то на жену, то на Ирку, но не решался прервать молчание. Что необычно — молчала бабка! И кот! Первая угрюмо громыхала кастрюлями, а второй неслышно засел под столом и даже обычных подачек лапой по коленке не требовал.
Только со двора, через кухонную форточку, доносилось гневное мемеканье разъяренной козы и время от времени глухо, едва слышно — удар тяжелого тела в дверь пристройки. Но, подпертая деревянными чурбаками, створка держалась крепко.
— Ох набрыдли вы мени уси, ось як набрыдли! — срывая с себя фартук, вдруг выпалила бабка. — Щоб люды ани слова за весь вечер не сказали, а так набрыдли! Пиду я вид вас — злые вы! Телевизор пиду глядеть! А ты! — прикрикнула она на Ирку. — Посуду помой! Не знаю и знаты не хочу, що за така мерихлюндия на тэбэ сегодня насела, але ж посуда вид неи чистиший не стане! — и, гневно бормоча себе под нос, она вышла из кухни.
Мама еще посидела за столом — механически, как автомат, шевеля челюстями, потом обронила вилку и, не оглядываясь на Ирку, тоже вышла. Пестрой трехцветной лентой утянулся из-под стола кот и пропал во тьме коридора. Только Тео некоторое время топтался на пороге, словно собираясь заговорить, но потом так и покинул кухню, не решившись.
Ирка поднялась, собирая посуду со стола и складывая ее в мойку. Мятущиеся мысли не соответствовали ее замедленным движениям. Значит, сам… Сам явился к маме и сфотографировал ее, будто собирался фотографию кому-то показывать… Или с чем-то сличать… Стремительное ухаживание, свадьба, документы — и вот он уже тащит ошеломленную маму сюда, к дочери, о которой, по идее, и знать ему неоткуда! Он не мог выйти из спрятанного под заклятьем дома. И коза, особенно коза…
А еще посмел сказать, что такую, как мама, сто лет искал! — злобно заброшенная в мойку ложка жалобно зазвенела. Ну наглец! За кого он Ирку вообще держит?