Гость из пекла

— Мы говорили — может быть… — дипломатично ответила Танька. — Далеко это у него все зашло… Обратно не вернуть… — И она снова с сожалением поглядела на мечущегося по обочине барана.

— А по-моему, так даже лучше, — сонно выдохнул серебристым призраком покачивающийся между проводами здухач. — Теперь от него хоть польза будет. Заведете еще пару овечек…

— Ты что ж такое говоришь? — взвыла женщина. — Чтоб мой собственный, родной муж… И с какой-то овцой?

— Вы чем-то недовольны? — прозвучал тяжелый, как могильная плита, голос, и Ирка медленно обернулась. И снова на женщину уставились страшные звериные глаза.

Тетка слабо пискнула и попятилась назад, волоча сына за собой.

— Я… Я всем довольная… Всем! — завопила она. — Спасибочки, да спасибочки! — залепетала она, старательно кланяясь на все стороны — то Ирке, то Таньке, то плавающему в воздухе здухачу. — И что сыночка спасли… И что мужа в барана обратили тоже… Тоже! Ему и правда лучше так! И овечек я заведу! — взвизгнула тетка, безумным, неотрывным взглядом всматриваясь в лицо Ирки. — Я… Я к матери уеду! В деревню! У меня мать строгая, у нее хозяйство…

Танька поморщилась — никогда она не считала, что расти в деревне лучше, чем в городе. Но в сложившейся ситуации…

Темной тенью Ирка метнулась к женщине, и та слабо, задушенно вскрикнула, ощутив, как у нее на затылке смыкаются когти.

— В деревню — хорошо, особенно если мать строгая, — прошипела нависающая над ней черноволосая девочка, сейчас вызывающая у женщины больший ужас, чем все черти, вместе взятые. — И помни! — Когти на затылке сомкнулись еще крепче, женщина почувствовала, как за шиворот течет что-то теплое, но не посмела даже шевельнуться. — Если ребенка отдает чертям отец — мать может спасти его, отдав взамен самого отца. А если ребенка отдаст мать… Нет для него ни надежды, ни защиты, ни спасения. Никто и ничем ему не поможет! — страшный шепот сочился женщине в уши, шебуршал под черепной коробкой, морозом продирал спину. — В общем, если я узнаю, что тебе надоело возиться с пацаном и ты отдала его… — очень буднично закончила Ирка. — Я приду за тобой! — И у самого горла женщины звучно лязгнули собачьи клыки.

Тетка завизжала. Хватаясь ручонками за мать, заревел Василек.

— Иди домой, Ирка! — касаясь плеча подруги, мягко сказала Танька. — А мы Василька с мамой домой проводим, и тоже спать! Во всяком случае, я, этот-то и так сейчас дрыхнет, — усмехнулась она здухачу. — А ты иди, а то на тебе лица нет! — искоса поглядывая на торчащие из-под Иркиной верхней губы клыки и обрастающие шерстью уши, добавила Танька. — Скоро одна сплошная морда останется.

— Ладно, пойду, — жестко проведя ладонью по щекам, не стала спорить Ирка. Она бросила на тетку последний короткий взгляд, круто повернулась на каблуках и, не оглядываясь, пошла в сторону темных, погасших жилых домов.

— За что она меня так ненавидит? — услышала она за спиной плачущий голос женщины.

— За компанию! — недобро бросила в ответ Танька.

Пролог К чертовой матери

Уходящая в темноту Ирка криво усмехнулась. Действительно, за компанию. С собственной мамой. Откуда они берутся, такие? Она даже не винила отца Василька — она просто не думала об этом существе, обратившемся в скотину гораздо раньше, чем у него и впрямь появились рога и копыта. Но мать, мать Василька! Как она могла? Смотреть, как отец лупит мальчишку, как Василек мерзнет и плачет от боли и голода, и ничего, ничего не делать! Почему ей было все равно? Спохватилась, только когда ворвавшееся в дом чудовище с рогами и крыльями уволокло ее сына — с полного согласия пьяного папаши!

А что должно случиться с самой Иркой, чтобы ее мама вспомнила о ней там, у себя, в Германии? Да хоть узнает ли она? Когда Таньки долго нет дома, в глазах у ее мамы поселяется тревога — тихая, молчаливая и неотвязная. А когда Танька возвращается, лицо ее мамы словно вспыхивает мгновенным облегчением. Танька счастливая. И Богдан тоже. А Ирка… Девчонка зло выдохнула сквозь стиснутые зубы. Мама, я привыкла жить без тебя, я научилась, но все-таки, мама…

— Мама! — откуда-то из погруженного в кромешный мрак переулка позвал тоненький детский голосок. — Мамочка! — и в темноте горько и жалобно заплакали.

Ирка остановилась. После всего случившегося — снова детский плач? Это могло быть неспроста… Это могло быть ловушкой…

— Вот черт! — раздосадованно пробормотала себе под нос Ирка и принялась озираться.

— Ой! — задушенно выдохнули в темноте. — Брат! Она нас видит! Видит!

— Молчи! Ничего она не видит! — откликнулся едва слышный шепот. — Это она так ругается!

В темноте затаились. Ирка чувствовала, как они замерли под прикрытием густых теней — неподвижные и в то же время готовые в любую секунду броситься: то ли на нее, то ли бежать. Внимательные глаза настороженно следили за ней. Даже тот, кто плакал, сейчас затих, только дышит — глубоко и нервно.

Двое. Маленькие. Боятся.