Заканчивая, он открыл дверь, и мы вышли в переднюю. Маленькая газовая лампа свисала с потолка и бросала сине-зеленый свет из своей металлической плетенки. На этажерке стоял большой квадратный аквариум с двумя белыми сазанами. Я заметил, что воды было мало и рыбы плавали, косо изгибаясь, половина их брюха и спины торчали наружу, они с трудом удерживали свои толстые головы в воде, чтобы дышать. Мы прошли по коридору, наступая на вздувшийся холмиками линолеум, и, спотыкаясь о них, дошли до двери центрального входа – рядом с ней стояла подставка для цветов, а на ней – большая плетеная клетка с открытой дверцей.
– Довольно, Феофан, – проревел я, видя, что клетка пуста, – ты притащил меня сюда только для того, чтобы доказать, что птица вылетела? Я это вижу. Однако, да будет тебе это известно, сегодня весь вечер она была в моей комнате. И хотя я не смог ее найти, несмотря на все мои попытки, я уверен, что она все еще прячется где-то там – ее щебетание звучит у меня в ушах.
– Нет, господин Агафий. Если вы слышали какую-то птицу в вашей комнате, чего я не исключаю… я хотел сказать, я в этом уверен, – поправился он, – простите, как я мог сомневаться в том, что вы говорите; я вас уверяю, что это не та птица, которая сидела в этой клетке. Это какая-нибудь другая птица щебетала, а не наш кардинал. Бедняга у нас издох, и Эвника взяла его с собой, как я пытался вам объяснить, в Хору. Она понесла его к бальзамировщику и вернется точно не с пустыми руками. Возможно, птица, которую
– Ты имеешь в виду того, с кем я приехал? Кто тебе сказал, что он мой друг? Мы просто вместе доехали сюда со станции.
Я рухнул на скамейку, стоявшую возле стены, и сделал Феофану знак, чтобы тот тоже садился.
– А раньше он здесь останавливался?
– Нет, это первый и, надеюсь, последний раз. Он объявил мне, что охотник и пробудет около двух недель – будет охотиться на горлиц. Он всю ночь мне спать не давал. «Господин Феофан, – приходит, будит меня и говорит: – У меня в комнате птица. Иди забери ее». – «Дорогой мой господин Стифас, – так его зовут, – нет у нас на постоялом дворе птиц», – отвечаю. «Пойди посмотри, – настаивает он, – она все время крыльями бьет, беспокойная, на столе сидит, на кровати, на оконной ручке, но – безголосая! Она постоянно открывает клюв, но из горла не раздается ни звука».
– Скажи, а ты ходил проверить? Видел ее? Какая она была?
– Ходил. Три, четыре, пять раз, но ничего не видел. «Господин Стифас, где именно вы видите птицу?» – осмелился я спросить его. «Ну вот же, ты что, окосел, милый человек, не видишь ее? Такая огромная откормленная желтая иволга! Только не поет, бесстыжая. Издевается она над нами, что ли, или язык ей отрезали? – говорит он мне в первый раз. – Вот она, сейчас спрыгивает с кресла и прогуливается по полу. Наклонись, посмотри на ее помет».
– Которого, конечно же, не было, – прервал я его.