Размышляя таким образом, я с силой взбивал подушку, тысячу раз вертел ее в разные стороны, затем снова лег, почувствовав на этот раз – новое мучение! – (ведь у меня не получилось, как я ни бился, засунуть подушку обратно в наволочку, откуда она от моих встряхиваний и ударов между делом выскочила), как колется жесткий холст изнутри. Однако я не успел как следует найти сколь-нибудь удобное положение для головы, укрыться, сомкнуть глаза, как на тебе! снова это проклятое щебетание, на этот раз прямо рядом со мной. Сомнений быть не могло – птица находилась в непосредственной близости от моего носа, и она свистела. Тщательно сомкнув веки, чтобы не спугнуть ее – я заметил, что каждый раз, когда я открывал глаза, она прекращала щебетать, – я тихонько поднял руку, притворившись, будто потягиваюсь во сне, и неожиданно – бам! – молниеносно опустил правую руку, с ладонью, готовой к захвату, как в детстве я прихлопывал цикад на соснах. Что-то теплое встрепенулось в моей руке, а пение продолжалось. «Наконец-то, дружок, – сказал я, стараясь сильно не сжимать ее, чтобы не раздавить, – попался! Ну, погоди теперь, сиди смирно, мы на тебя поглядим», – и открыл глаза. Чириканье на секунду прекратилось, а из моих расслабившихся пальцев выскочила маленькая мышь! Я ошеломленно посмотрел на нее, она быстро пробежала до ножки кровати, а оттуда – замерев на миг, бросив мне благодарный взгляд и довольно потерев передними лапками свои усики – бесшумно соскользнула на пол и исчезла.
«Это переходит границы даже самой подлой шутки. Я этого не потерплю!» – прорычал я и вскочил.
В ответ пламя лампы ненадолго задрожало, а потом, как будто специально выбрав подходящий момент, погасло совсем.
На ощупь я нашел сапоги, в темноте и в смятении два раза случайно засунул левую ногу в правый, затем наконец-то надел их правильно, смог, споткнувшись о стол, добраться до стула, куда я бросил сюртук, накинул его на плечи и ощупью, как слепой – свеча и спички упали со стола, – потащился к двери.
В это время снаружи послышался тактичный стук, затем второй, чуть сильнее. И, прежде чем я успел ответить, дверь тихонько открылась. Высокий сухопарый человек с фонарем в правой руке показался на пороге.
– Можно, господин Агафий? – спросил он робко.
При свете фонаря я узнал хозяина постоялого двора. Он был в длинной рубахе, со всклоченными волосами, ввалившимися глазами, с черными кругами под ними. Было видно, что и он провел беспокойную ночь.
– Я услышал шум в вашей комнате и счел своим долгом убедиться, что с вами все в порядке. Может, что-то случилось?
– Входи, Феофан! А я как раз шел тебя искать. Я ужасно тобой недоволен.
Он, шатаясь, вошел и поставил ночной фонарь на стол.
– Пожалейте меня, – сказал он, – позвольте мне сначала немного отдохнуть, прийти в себя, и я буду в вашем распоряжении. Я глаз не сомкнул. Я едва держусь на ногах.
Я подтолкнул в его сторону единственное кресло, оно подкатилось на своих колесиках, и Феофан на него взгромоздился. Я сел на край кровати, странным образом на этот раз ни капельки не скрипнувшей, что довело мое бешенство до предела.
Я пытался в уме выстроить по порядку все, что я хотел сказать, – я не знал, как начать и как закончить, – я смотрел, как он бросает пытливые взгляды по всей комнате, словно что-то ищет. В конце концов его внимание привлекла моя корзина, стоящая прямо под окном.
– Извините, может, у вас там есть какие-нибудь цыплятки? – промямлил он, испуганно взглянув на меня.
– Сейчас не время для шуток, – ответил я строго, – ты прекрасно знаешь, что я не имею дела с птицефермами. Птицы не входят в круг моих интересов.
– Может, у вас случайно есть здесь какие-нибудь другие птички? – продолжал настаивать он.
Когда он произнес последние слова, ужасная дрожь пробежала по моему телу.
– Что с вами? У вас лихорадка? Постойте, я вам стакан воды принесу, – забеспокоился он.
Его последний вопрос, а тем более выбор услуги, которую он счел подходящей для этого случая и был готов мне предложить, стал поводом для того, чтобы я вспомнил о результате недавнего исследования содержимого омерзительного кувшина, и я почувствовал, как нарастает мой гнев.
– Не трудись понапрасну, – предупредил я его, – мне не надо. Воды из этого кувшина чуть позже я налью тебе сам!
Я вскочил с кровати, и она, как бы глупо это ни казалось, опять отказалась хотя бы чуточку поскрипеть, подошел к корзине, открыл ее, отодвинул солому, поискал в куче яблок, которые заблагоухали, когда я их перемешивал, и, выбрав самое маленькое, какое смог найти, отдал ему.
– Вот что у меня там. Вот, угощайся.
– Спасибо, – сказал он, беря его и глядя на меня с недоумением. – Вы всегда щедры!
– Тут только иронии не хватало! – не выдержал я.
– У меня не было ни малейшего намерения вас обидеть, – пролепетал он, съежившись.