В окне показалась птица и знаками пригласила меня выйти. Вскоре мы уже летели вместе над яблоневыми садами, мокрыми от росы. Птица болтала мне в ухо: «Пещера, о которой я столько раз тебе рассказывала, недалеко. Я знаю жабу, сторожащую вход, – ее отца вчера раздавило колесо воловьей упряжки. Там, в прогнившем гробу, среди зеленой мяты, спрятана та самая старая рука».
Букет
Я сел в остановившийся передо мной автобус через заднюю дверь. Куча-мала, яблоку негде упасть. И куда только направлялись все эти люди, пересекавшие раскаленную пустыню? Чтобы защитить букет от резких толчков и подбросов автобуса на поворотах и подъемах, я вытянул обе руки и поднял их над головой. Так что букет почти что касался крыши автобуса. Но, несмотря на все предосторожности, я с досадой замечал, как с каждой остановкой стеблей становится все меньше. С каждым разом два-три ростка ломались пополам и их разноцветные кисточки склонялись к земле. На пятой остановке я с настоящим ужасом обнаружил, что букет, на который я возлагал столько надежд, ощипан до безнадежного состояния. Мои руки, постоянно поднятые вверх и напряженные, уже затекли, и я не мог признать в них продолжение моего тела.
На седьмой остановке я принял героическое решение быстренько спрыгнуть с автобуса, оставив все бесплодные попытки. Пешеходная дорожка горела на солнцепеке, на ней было множество булыжников, испускающих пар. Разноцветные ящерицы ненадолго появлялись, но при малейшем моем движении снова прятались среди камней. Я в отчаянии огляделся. Нигде не было видно ни убежища, ни деревца, чтобы спрятаться в его тени и спастись от жары.
Букет в моих руках уже совсем увял. Инструмент моего спасения теперь был совершенно уничтожен. Я разочарованно зашвырнул его останки на соседнее поле. Неожиданно проворно, несмотря на свои объемы, одна корова вытянула губищи и схватила его своими желтыми зубами.
Я вернулся на остановку, чтобы дождаться обратного автобуса. И – хотите верьте, хотите нет – я совершенно не мог вспомнить, кому же предназначался этот мой многострадальный букет.
На пирсе
Пирс широкий, он омывается морем. Вода благоухает, мягко разбиваясь о каменные ступени. Народ снует туда-сюда. Кто-то возвращается, кто-то готовится уезжать. Человек средней комплекции в широкой круглой шляпе держит чемодан и длинную удочку. Проходя мимо, он обдает меня резким запахом водорослей и прочих морских растений. Его щеку закрывает черная донная рыбка, скользкий сомик. А когда он поворачивает голову, я вижу, что к другой его щеке прилепился зеленый окунек.
Еж
Я много повидал на своем веку акробатов с мировым именем и славой, видел, как они поднимаются по веревочным лесенкам на огромную высоту и выполняют тысячи опасных трюков в воздухе, но больше всех на свете я любил одного маленького ежика, который однажды солнечным утром вскарабкался с поразительной скоростью, искусством и изяществом на проволочный забор и проскользнул с соседнего участка в мой сад, может, чтобы просто сменить обстановку, а может, чтобы поесть винограда, уже созревшего и свисающего тяжелыми гроздьями с моей старой виноградной лозы.
Я достал из садовой кладовки пару толстых желтых перчаток из свиной кожи, надел их и схватил этого маленького захватчика. Как только я до него дотронулся, он съежился, стал абсолютно круглым мячиком, украшенным иголками. Я аккуратно положил его в деревянный горшок, больше чем наполовину наполненный землей. Как только еж высвободился из моих рук, он снова принял обычный вид. Он опять стал маленьким поросеночком с черненькими глазками, вместо щетины из него торчал целый лес темных иголок, как у морского ежа. Виноград, который я ему дал, он есть не стал, так же как и кусочки сырого мяса. Ему, как видно, нужна была живая пища.