Гостеприимный кардинал

Моя акация, высоченное дерево, помимо тонкого аромата белых цветов по весне и прохладной тени летом, дарила мне и богатую пищу для моего питомца. В ее дупле, куда легко помещалась голова младенца и куда я с трепетом засовывал руку, словно в пасть акуле, поселились разные насекомые: жучки, цикады, кузнечики, светлячки и червячки. Отодвинув старую сухую кору дерева и добравшись до белой древесной сердцевины, можно было нащупать черных и красных муравьев и всевозможных – со светло-изумрудной спинкой, а также с серой и коричневой – клопов. Они все были похожи на маленьких крабов. Большими длинными щипцами я собирал кузнечиков и клопов и складывал в стеклянную банку. Потом я брал и относил их в деревянный ящик с ежом, и тот хватал их и с жадностью пожирал.

Сначала он меня боялся. Как только я склонялся над ящиком, он сжимался и становился маленьким круглым мячиком, вооруженным иголками. Но со временем он ко мне привык. Однажды наступил момент, когда он стал откликаться на мой зов.

«Эй, Пипико, – так я его окрестил, – не прячься. Выходи, дай на тебя посмотреть».

Он бежал и обнюхивал мои пальцы, которыми я покачивал над его мордой. Со временем он настолько освоился, что разрешал мне пинцетом для бровей чистить себе шкурку от толстых клещей, ему досаждавших.

Так прошло целых три месяца с того дня, как я взял его под свою защиту. Но со временем ограничения стали его угнетать. Еж пытался ускользнуть из своей тюрьмы, но все его попытки вскарабкаться по гладкой стенке ящика были обречены на провал. В итоге он перестал принимать пищу, и я понял, что пришло время выпустить его на свободу.

Утром, когда я надел перчатки и отправился исполнять принятое решение, я нашел его окоченевшим, бездвижным и бездыханным.

Это стало мне уроком: нельзя лишать ни одну живую душу свободы. С тех пор я никогда не ограничивал живое существо ради собственного удовольствия.

Рыбы

Я стою перед кухонным шкафчиком с инструментами, гвоздями и краской. Пытаюсь навести хоть какой-то порядок на полках, но, несмотря на все старания, у меня ничего не выходит и я только усугубляю хаос. Через раскрытую кухонную дверь я вижу на балкончике два таза с водой. Один большой, как корыто, и в нем плавает прекрасная рыба, наполовину серебристая, наполовину – черная. Другой – поменьше, как ковш, и в нем тоже плавает рыбка, но поменьше, такого же серебристо-черного цвета. Я даже не успеваю хорошенько сообразить, как здесь очутились эти рыбины и девочка, которая появилась вдруг совершенно из ниоткуда и свистит мне в ухо: «Это я тебе их принесла, дядя, чтобы ты их выпустил в свой пруд».

Я был тронут, ведь эти, выбранные ею, рыбы относились к очень редкому виду, его как раз не хватало в моей коллекции, и потом, подумал я, самое главное – какого труда ей стоило отыскать их и принести мне. Я представил, как она прыгает через заборы, обдирает ноги о колючки, пролезает сквозь безлюдные сады и затем сидит на краю глубокого пруда в пустынном парке и ловит их – подвергаясь опасности поскользнуться и утонуть – большим сачком.

Книготорговец и его верный покупатель

Как всегда, когда судьба оказывалась благосклонной и ему удавалось выудить хорошую партию старых книг или рукописей, так и вчера мой добрый друг Теодор, букинист, позвонил сообщить об удаче, чтобы я снова был одним из первых, если не самым первым, кто воспользуется его исследовательским отбором: «Улов был хорош, дружище. Жду, чтобы ты меня разгрузил. Приходи как можно скорее». Как можно скорее было следующим утром, поскольку был уже вечер среды, а в это время магазины не работают.