Я была уверена: кладовая должна быть уставлена металлическими полками, а сами полки должны ломиться от контейнеров со свежими продуктами и большими банками для приправ, но я их не увидела. Единственное, что я видела, – это красивый бледно-голубой шифон платья Джейн, наполовину скрывающий от меня Джека в его черном смокинге. Его левая рука – та, на которой было золотое обручальное кольцо, надетое чуть больше года назад, – прижимала голову Джейн к его груди. Он наверняка стоял, склонив голову к ней, пока звук распахиваемой двери не заставил его отскочить. Судя по ним, они явно не отрабатывали приемы гольфа.
Пару мгновений мы смотрели друг на друга, не замечая ни суеты, ни шума на кухне, как будто стоящей между нами девушки в голубом, с ее заплаканным, бледным от шока лицом, даже не существовало. А затем все звуки с оглушительной силой выстрела вернулись. Мое тело пронзил удар, и я почувствовала, как свинцовая пуля медленно проникает прямо в сердце.
– Мелли, – сказал Джек и, когда Джейн отстранилась, шагнул ко мне.
Но я уже пятилась от него. При этом я зацепилась каблуком о платье, на миг ощутила натяжение ткани, затем раздался треск, и я вновь была свободна.
– Мелли, – повторил Джек, побежав за мной. – Пожалуйста, вернись. Это не то, что ты думаешь, поверь мне. Пожалуйста, остановись. Давай я тебе все объясню.
Но отчаяние, гнев и боль несли меня вперед. Так быстро я не бегала ни разу в жизни. Где-то между кухней и входом в ресторан я потеряла туфлю, а вторая осталась лежать посреди Спринг-стрит. Я пробежала один квартал, как вдруг до меня дошло, что Джек не устремился следом за мной. Отсутствие его шагов заставило меня застыть на месте. Я села на тротуар, чтобы отдышаться, не зная, что обиднее – Джейн в его объятиях или то, что он не пытался меня догнать.
Не знаю, сколько времени я просидела там, не замечая ни прохожих, ни погоду, ни ползающих по тротуару насекомых, не говоря уже о времени. Я помнила, что пыталась плакать, но обнаружила, что не могу. Как после всех долгих бессонных ночей с младенцами, когда я пыталась наконец уснуть, но усталость не давала мне сомкнуть глаз. Так и сейчас. Мое горе и печаль были сильнее любых слез.
Каким-то чудом мне удалось удержать вечернюю сумочку. Ее ремешок все еще болтался у меня на руке. Выудив из нее телефон, я увидела, что Джек оставил мне пятнадцать текстовых сообщений и десять раз пытался дозвониться. Я удалила все его текстовые и голосовые сообщения и заблокировала его номер. Голос новой Мелли звучал все слабее и слабее, пока наконец не смолк совсем. Тогда я набрала номер матери. Звук ее голоса почти сломал плотину слез, застрявших у меня в горле.
Не знаю, что я ей наговорила, но она пообещала, что мой отец будет здесь через пятнадцать минут. Я не знаю, с какой скоростью он вел машину и сколько красных светофоров и знаков «Стоп» пролетел без остановки, но он приехал менее чем через десять минут. Лишь раз посмотрев на меня – босую, в разорванном платье, он пулей выскочил из машины и практически отнес меня в нее, словно я была маленьким ребенком.
Я знаю, что он что-то говорил и задавал мне вопросы, но я не могла отвечать. Не могла слушать. Все, что я могла, – это заново переживать те ужасающие моменты на кухне ресторана. Это длилось меньше минуты, но воспоминания растянулись на целую вечность.
Мать ждала у входной двери дома на Легар-стрит. Она обняла меня и повела вверх по лестнице в ванную, где уже наполнила ванну горячей ароматной водой. Она расстегнула молнию на моем платье и отвернулась, давая мне возможность раздеться и лечь в ванну, а затем села на закрытую крышку унитаза. Я лежала в горячей воде, впитывая напряженную тишину, а надо мной клубилось облако пара. Мать молчала, из чего я сделала вывод, что она здесь не за компанию, а, скорее, затем, чтобы я нарочно не скользнула под пузыри пены.
В конце концов вода, должно быть, остыла, потому что мать вытащила из ванны пробку и, положив на туалетный столик большое пушистое полотенце и толстый халат, вышла из ванной. После этого она помогла мне дойти до большой кровати с балдахином в комнате, где до того, как я вышла замуж за Джека, жила Нола, и откинула толстое одеяло.
– Прими, – сказала мать, предлагая мне две белые таблетки и стакан воды. – Они помогут тебе заснуть. Утром тебе станет лучше, и мы сможем поговорить.
Я не стала расспрашивать ее, лишь взяла таблетки и безропотно проглотила их, затем откинулась на подушку и позволила матери накрыть меня. Я держала глаза открытыми – ведь стоит их закрыть, как меня будет мучить картинка с Джеком и Джейн, – и стала ждать, когда таблетки помогут мне провалиться в небытие.
Два дня спустя я сидела на полу гостиной в доме моей матери с Джей-Джеем и Сарой. Солнечные лучи, лившиеся через витраж, создавали калейдоскоп цветов, окутывая нас разноцветным покрывалом света. Моя мать смеялась, глядя, как дети ловят разноцветные пятна в свои пухлые кулачки. Мне же едва хватило сил, чтобы улыбнуться.