– Следовало бы, конечно, знать, разделяют ли люди, о которых идет речь, такую точку зрения, – заметила Франсуаза.
– Да, естественно, – усмехнулась Ксавьер.
– Вы хотите сказать, что вам безразлична точка зрения других? – спросила Франсуаза.
– Не все придают такое значение писанию, – заметила Ксавьер.
Она встала со словами:
– Хотите чая?
Ксавьер наполнила две чашки. Франсуаза поднесла свою к губам. Ее рука дрожала. Она вновь видела спину Пьера, отягощенную двумя его рюкзаками. Видела, как он исчезает на платформе Восточного вокзала, вновь перед ней вставало его лицо, обращенное к ней мгновением раньше. Ей хотелось бы сохранить в себе этот чистый образ, однако это был всего лишь образ, державшийся силой биения ее сердца, этого было недостаточно перед лицом женщины из плоти и крови. И в этих живых глазах отражалось усталое лицо Франсуазы, ее профиль без нежности. Какой-то голос нашептывал: «Он ее больше не любит, он не может ее больше любить».
– Я думаю, вы создаете себе весьма романтическое представление о Пьере, – резко сказала Франсуаза. – Знаете, он от чего-то страдает лишь в той мере, в какой хочет от этого страдать. И дорожит чем-то лишь постольку, поскольку соглашается дорожить.
Ксавьер слегка поморщилась:
– Вы так думаете…
Ее интонация была более вызывающей, чем грубое отрицание.
– Я это знаю, – сказала Франсуаза. – Я хорошо знаю Лабруса.
– Людей никогда не знаешь, – возразила Ксавьер.
Франсуаза в ярости взглянула на нее. Неужели никак нельзя повлиять на этот упрямый ум?
– Но он и я – другое дело, – сказала она. – Мы всегда все разделяли. Решительно все.
– Зачем вы говорите мне это? – высокомерно спросила Ксавьер.
– Вы считаете, что одна понимаете Лабруса, – продолжала Франсуаза. Лицо ее пылало. – Вы думаете, что я делаю из него образ упрощенный и грубый.
Ксавьер ошеломленно смотрела на нее. Никогда Франсуаза не говорила с ней в таком тоне.
– У вас свои представления о нем, у меня свои, – сухо сказала она.
– Вы выбираете представления, которые вас устраивают, – возразила Франсуаза.
Она говорил с такой убежденностью, что Ксавьер как будто отступила.
– Что вы хотите сказать? – спросила она.
Франсуаза сжала губы. Как ей хотелось бросить ей в лицо: «Вы думаете, что он вас любит, но он всего лишь испытывает к вам жалость». Дерзкая улыбка Ксавьер уже пропала. Всего несколько слов, и ее глаза наполнятся слезами. Это прекрасное горделивое тело сникнет. Ксавьер пристально смотрела на нее, ей стало страшно.
– Ничего особенного я сказать не хочу, – устало ответила Франсуаза. – В общем, вы верите в то, во что вам удобно верить.
– Например?
– Вот вам пример, – более спокойным тоном отвечала Франсуаза. – Лабрус написал вам, что ему не нужно получать писем, чтобы думать о людях, это была любезная манера извинить ваше молчание. Но вы убедили себя, будто он верит в общение душ помимо слов.
Губа Ксавьер вздернулась, обнажив белые зубы.
– Откуда вы знаете, что он мне написал?
– Он говорил мне об этом в одном из писем, – ответила Франсуаза.
Взгляд Ксавьер упал на сумочку Франсуазы.
– Ах! Он говорит вам обо мне в своих письмах? – молвила она.
– При случае, – ответила Франсуаза. Рука ее сжалась на черной кожаной сумочке.
Бросить письма на колени Ксавьер. С отвращением и яростью Ксавьер сама объявит о своем поражении; победа без ее признания была невозможна. Освободившись навсегда, Франсуаза снова оказалась бы одна, независимая.
Ксавьер поглубже забилась в кресло, ее охватила дрожь.
– Мне отвратительно думать, что обо мне говорят, – сказала она.
Немного растерявшись, она совсем съежилась. Франсуаза почувствовала себя вдруг очень усталой. Надменной героини, которую она столь страстно желала победить, больше не существовало, оставалась несчастная затравленная жертва, никакой мести извлечь из этого было нельзя. Она встала.
– Пойду спать. До завтра. Не забудьте закрыть газовый кран.
– Доброй ночи, – не подняв головы, ответила Ксавьер.
Франсуаза ушла к себе в комнату. Открыв свой секретер, она достала из сумочки письма Пьера и положила их в ящик, рядом с письмами Жербера. Победы не будет. И никогда не будет освобождения. Она заперла секретер и спрятала ключ в сумочку.
– Официант! – позвала Франсуаза.
Стоял прекрасный солнечный день. Завтрак прошел еще напряженнее, чем обычно, и сразу после полудня Франсуаза пошла на террасу «Дома» и уселась с книгой. Похолодало.
– С вас восемь франков, – сказал официант.
Франсуаза открыла свой кошелек и достала деньги. Она с удивлением взглянула на дно сумочки. Именно туда накануне вечером она положила ключ от секретера.
Она нервно вытряхнула содержимое. Пудреница. Губная помада. Расческа. Ключ должен быть где-то здесь. Она ни на минуту не расставалась со своей сумочкой. Она перевернула ее, потрясла. Сердце отчаянно застучало. Всего одна минута. Время отнести из кухни поднос с завтраком в комнату Ксавьер. А Ксавьер оставалась на кухне.
Франсуаза вперемешку сбросила в сумочку лежавшие на столе предметы и бегом поспешила домой. Шесть часов. Если ключ был у Ксавьер, никакой надежды не оставалось.
– Это невозможно!