Он регулярно слушал западные радиоголоса и после первого сообщения о расколе в Политбюро понял, что происходит нечто особенное. К тому моменту большая часть Москва была охвачена голодным бунтом. Осатаневшие толпы били витрины бесполезных магазинов, переворачивали и жгли автомобили, потом добрались до райкомов и горкома партии. Милицию с улиц как ветром сдуло. Кантемировская и Таманская дивизии так и не вошли в город, а генеральный секретарь Григорий Васильевич Романов перебазировался куда-то под Свердловск. Но самое страшное началось после.
Раскол произошел и в армии. Не дожидаясь, пока столицу возьмут в осаду, отец решил эвакуироваться. Переполненные поезда еще ходили на юг, хоть и без расписания. К родственникам в Ессентуки отправились все вместе — папа, мама, младшая сестра и Кокос. Заштатная станция Придача под Воронежем, где не было никаких дач, врезалась в память на всю жизнь. Он вылез на перрон с пластмассовой канистрой и поспешил к убогому вокзальному павильону, надеясь набрать воды. Грохот пары штурмовиков, пронесшихся на бреющем полете, слился с разрывами ракет. Мгновенно вспыхнули цистерны рядом с поездом.
Волной горячего воздуха его швырнуло оземь, опалило волосы. Боль в ушибленных коленях Кокос даже не почувствовал. Повернув голову, он бессильно смотрел, как пылают вагоны и, жутко крича, живыми факелами мечутся по рельсам немногие выскочившие из них люди. Навстречу ему от вокзала бежали военные. Затем что-то взорвалось на соседних путях, в небо взметнулся столб дыма… Кокос очнулся на брезентовых носилках, которые лежали прямо на асфальте. «Сильный шок», — сказал кто-то хриплым голосом и заметил удивленно: «Ни одной царапины».
То, что осталось от погибших пассажиров, похоронили в общей могиле по другую сторону железной дороги. Целью удара был воинский эшелон, стоявший тут же. Не обошлось без потерь и там. Осиротевшего парня взял под опеку Старшой. Так Кокос сделался сыном полка, который быстро сократился до батальона — в основном из-за дезертирства. Убегали с оружием и без, не понимая, кому и зачем теперь служить, что защищать. Кокосу было некуда бежать, его новым домом стала разведка. Прозвище прилипло к нему позднее, когда он обмолвился о том, что побывал в Африке.
Курьер, судя по внешности, оказался примерным ровесником Старшого: лет тридцати пяти, среднего роста, плотный, но не толстый, с грубоватыми чертами лица и усами под носом с горбинкой. Выражение его темно-карих глаз чем-то даже понравилось взводному. Был он точно не с одной извилиной в башке. Воинское звание вновь прибывшего осталось неизвестным. Старшой прикинул, что оно должно быть не ниже майорского. Экипировка у четвертого человека из группы была что у твоего спецназа, десантный маскировочный комбинезон — как с иголочки, и сидел ловко.
Внутри БМП, на которой они добирались до демаркационной линии, трясло и мотало немилосердно. Механик-водитель газовал от души, собирая все рытвины и ямы на дороге, изуродованной колоннами танков, самоходок и прочей гусеничной техники. Курьер спокойно переносил это неудобство — во всяком случае, на его лице не отразилось ничего. На третьем часу сбавили скорость перед последним блокпостом. С его охраной объяснялся офицер главного штаба, провожавший группу на задание. У него был пропуск, позволявший везти кого угодно и куда угодно. Рыжий в портупее с ними не поехал.
Конечную остановку сделали в лесу, вскоре за блокпостом свернув направо. Необходимые слова прозвучали раньше, в расположении роты. Провожающий по очереди хлопнул каждого по плечу и остался стоять возле черневшей между деревьев бронемашины. Фары не включали, фонариком и спичками Старшой не пользовался. Верное направление указывал компас, а с картой, прежде накрывшись плащ-палаткой, взводный сверился, когда забрались глубже в чащу. Маршрут был определен свыше.
Перед группой лежали сто километров буферной зоны, разделившей воюющие стороны. С распадом страны власть взяли те, за кем была сила. Партия, семьдесят восемь лет подряд повелевавшая одной шестой частью суши, рассыпалась вслед за страной. Ее место заняли генералы. Воевали они друг с другом, как следовало из их заявлений, за единство, а выходило так, что взаимное ожесточение только нарастало. Старшой, произведенный в офицеры за боевые заслуги, военного образования не имел, но осознавал: ситуация зашла в тупик.
Отдельный мотострелковый батальон входил в состав армии Русской народной республики. На западе и юго-западе ее граница упиралась в независимую Украину, на юге — в горы Кавказа. Северная линия фронта двигалась вперед-назад и сейчас тянулась от Горького через Рязань и Тулу к Брянску. Недавнему перемирию предшествовали упорные бои на востоке — против сил Волжско-Уральской республики, которая тоже нацелилась на Москву. Летом в их противостояние внезапно вмешались южане из степей за нижней Волгой. Они до последнего времени безуспешно сражались с сибиряками.
— Тебе твоя Москва сильно нужна? — поинтересовался как-то Харя у Кокоса.