Гостья из прошлого

Карта показывала: мост примерно в шести километрах. Сколько их в действительности, учитывая все повороты и обходы… пожалуй, никак не меньше восьми. Самый опасный отрезок.

К южанам кое-кто относился презрительно. Старшой имел с ними дело еще на срочной службе, и впечатления, как выразился бы Кокос, остались неоднозначные. С кем-то, добросовестно выполнявшими свои обязанности, он нормально ладил. Бурчавших, что убирать в казарме — не мужское занятие, воспитывал. Одному, заявлявшему о себе как знатоке приемов каратэ, пришлось заехать в рыльный отсек. Знаток мигом стал шелковым.

О нынешнем противнике взводный знал, что им командуют вполне грамотные люди, за плечами у которых те же училища и академии, и техники с горючим другой стороне хватает. На территории Туркестанского и Среднеазиатского округов находились тылы советского контингента в Афганистане, выведенного из этой страны ровно три года назад. Те, кому было некуда деваться в изменившихся условиях, пополнили ряды еще одной суверенной армии. Возможно, кто-то, как Харя, надеялся таким образом вернуться домой.

Старшой посмотрел на часы.

— Пора. Двигаем!

«А вот это конец», — мысленно сказал себе Кокос.

Видимо, десант, высаженный с вертолета, гнал за ними, как на пожар — вдобавок со свежими силами. Да, не стоило задерживаться в той деревушке. Хорошо еще, что Харя каким-то чудом разглядел чужую тень у забора и выпалил навскидку. Скорее всего, промазал, но оставил южан без фактора внезапности. Те принялись поливать свинцом по переулку, однако разведчики, бросившись наземь, ответным огнем заставили их укрыться за углами домов.

С первых секунд стало ясно, что стволов там существенно больше: Ми-24, кроме экипажа, поднимал восьмерых. Патронов они не жалели. Попытка сунуться выше, к железнодорожной ветке, воспользоваться ее насыпью как бруствером была пресечена тут же — пули пробарабанили по стене прямо над головами.

— Справа заходят! — заорал Старшой, у которого был нюх на такие штучки.

Группу отжимали вниз, к реке с ее высоким, обрывистым берегом. Оттуда не вырваться. Они бежали, петляя и не отстреливаясь, потому что предстоял серьезный бой, а в него лучше не ввязываться с пустыми рожками. Их брали в клещи опытные вояки, которым мародеры с большой дороги не годились в подметки.

— Туда!

С виду невредимый, с плотно закрытыми ставнями на окнах, крытый шифером капитальный дом с высоким чердаком стоял на крайней улочке. За ним был двор с садом, а за ними уже ничего, кроме узкой полосы земли и Волги. Небо меняло цвет на серый.

Деревянную калитку Старшой высадил одним ударом ноги. Хлипкий замок на входной двери разворотил короткой очередью в упор. По взмаху руки взводного Кокос рванул вверх по лестнице, занимать позицию, с которой просматривались подступы к дому.

Чердачное окошко было застеклено. Кокос двинул в него прикладом, бухнулся на пузо и сразу поймал в прорезь прицела темную полусогнутую фигурку дальше по улице. Задержав дыхание, дважды подряд мягко нажал на спуск. Фигурка, споткнувшись, упала на колени, а затем повалилась лицом вниз.

Во дворе хлопнуло раз, потом еще. В небе расцвели, как чернильные кляксы, и повисли, медленно догорая, красные сигнальные ракеты. «Пустой номер, зря Старшой старается. Не бывает так, чтобы всегда везло. Пожили, и хватит». Жалости к себе Кокос почему-то не испытывал. О синем платочке, несбывшейся любви и тому подобной ерунде тоже не думалось.

— Эй, сдавайтесь! Гарантируем жизнь!

Никто не стрелял. Тишина давила на уши сильнее воды при нырянии с аквалангом. Старшой пробовал заниматься им в студенчестве, до женитьбы, когда ездили большой компанией на Черное море. Сейчас казалось, что это было не с ним.

— Вас четверо, на одного вашего трое наших. Отсюда не убежите, — убеждал гортанный голос.

Взводный молчал.

— Брешет, — выдохнул Харя, не отрываясь от передатчика.

«Окружен. Веду бой», — неслось в эфир. Сержант с потным, багровым лицом повторял и повторял этот текст. Маленький латунный крестик на цепочке, который он носил, не афишируя, под х/б, теперь болтался поверх разгрузки.

В доме доживала свой век одна сморщенная бабка лет восьмидесяти. Старшой помог ей спуститься в погреб на кухне и велел сидеть тихо, не высовываться, а когда всё закончится, шуметь: «Помогите!» Дом обязательно обыщут и, может, ее не тронут.

Насчет двенадцати человек у южан он тоже сомневался. Проверить, конечно, не было возможности. Пускай штурмуют. Плохо будет, если «вертушку» вызвали. У Старшого оставалась слабенькая надежда на то, что устроенный десантом фейерверк было слышно у моста.

— Не пора?

От вопроса, заданного курьером, Старшой вздрогнул. Носителя секретного пакета было приказано при угрозе плена ликвидировать. Но тот имел в виду другое.

— Жечь не пора?

Интуиция молчала.

— Обожди.

Боец он подготовленный, а в таком положении каждый штык на вес золота. Этим аргументом Старшой заткнул свой внутренний голос, упорно твердивший: «Смотри не дотяни».

— Готовы? Давай по одному, оружие кладем на землю, руки поднять! — прокричал парламентер южан.

Старшой сложил ладони рупором и гаркнул: