Гостиница

- Предлагаю гуманный тост! - провозгласил атаман. - За быструю

смерть и быстрое воскресение нового Мессии!..

Они дружно сдвинули стопки. Атаман повел своей, приветствуя

Мальчика, и опрокинул содержимое в глотку.

Но Мальчик этого уже не видел - сначала мир заволокло черно-красной мутной пеленой, а потом он и вовсе исчез.

Не видел Мальчик, как его палачи, закусив, подключили к питанию фантомат, напялили на головы фантоматические колпаки и развалились на лежанках, установив по каждому каналу свою фантограмму.

Однако Мальчик пребывал не в полной бессознательности. Ему казалось, что вокруг слышится какое-то шуршание и тяжелый скрежет, словно камни лениво трутся друг о друга. Через некоторое время он ясно ощутил себя растением, побеги которого пытаются пробиться сквозь каменную осыпь. Некоторые побеги зажало, и растение осторожными-осторожными движениями в разных направлениях пыталось их освободить. Оно направило туда другие свои побеги, чтобы они оплели камни и приняли их тяжесть на себя, пока плененные освобождаются...

- Эй ты! Подох, что ли? - услышал он вдруг громоподобный голос и ощутил удар острого камня по корням.

"Нет, - дошло вдруг, - это не камень... Кто-то кулаком ударил в бок."

Мальчик с трудом открыл глаза. Сквозь мутную пелену всплыла

колеблющаяся пьяная рожа атамана.

- Слышь, браток, - услышал он ирреально плывущий и резонирующий голос. - Я должен тебе сказать, пока эти твари кайф ловят, что мы с тобой чужие в этом мире. Мы с тобой тут в командировке... Вот сотворим этим амебам мессию и отвалим обратно... Туда, где нас ждут и любят... Даже больше... Я чувствую, что мы с тобой - это одно и то же, только в разных телах. Умрет твое тело, и ты перейдешь в меня. Умрет мое - я перейду в тебя... Мы здесь в г о с т и н и ц е, как писал Сенека... Тебе больше повезло - пора домой... Хочешь, я кончу тебя поскорей? Чтобы ты не мучался в этом клоповнике... Ты слышишь меня, братик?..

Мальчик сосредоточил на нем расплывающийся взгляд.

- Ты простил меня? - спросил атаман.

- Мне жаль тебя, - ответил вдруг противоестественно ясным голосом Мальчик.

- Тебе меня?! - пораженно вскричал залитый пьяными слезами

палач.

- Мне жаль тебя, Стон Вулкана, - четко произнес Мальчик. - Тебя никто не любит ни там, ни здесь...

Эта фраза отняла последние его силы, и резкая боль от того, что атаман схватил его за бока, оттянув кожу, и потянул к себе, унесла Мальчика обратно в странное беспамятство. Он не слышал, как палач тряс его и требовал:

- Повтори, что ты сказал! Что ты несешь? Какой еще стон

вулкана? Где это там?!.. Отвечай же, дерьмо собачье!.. Вырубился,

тварь!.. Слабак!.. Молокосос!.. Всего-то ничего провисел, а вырубился... Еще и ноги ему не пробивали... Почему это меня никто не любит?! Вот эти все меня любят - я им и отец, и мать, и брат, и друг!.. Впрочем, ты прав... И не нуждаюсь я ни в чьей любви... Ни здесь, ни там... Я свободен!.. И не тебе, не тебе - мне жаль тебя!.. Нет, не жаль мне тебя, - махнул он рукой и соскочил с табуретки. - Слишком большая роскошь жалеть слабаков, которые ни за понюх табаку попадают на распятие... Ну, и подыхай... А я тоже кайф половлю...

Он плеснул себе коньяка в стопку, выпил и, напялив фантоматический копак, завалился на лежанку.

... Растение ухватилось всеми своими побегами за камень, зажавший

один из них, и попыталось потянуть его вверх. Высвобождающиеся ткани пронзила нестерпимая боль, и если бы Растение умело орать, оно бы заорало так, что рухнули горы... Вдруг оно почувствовало, что к листьям пробивается свет и...

Мальчик открыл глаза, глядя в сторону освобожденного побега... Там, зажав большими черными клещами длинный окровавленный гвоздь, раскачивалось белое тело Березки.

- Потерпи, малыш, - чуть слышно прошелестела Березка.

И Растение направило свои побеги в другую сторону, где еще мучался в плену их собрат. Пробираться приходилось сверхосторожно, потому что в любой момент один из спасателей мог оказаться между камнями. Все время слышался монотонный скрежет их движения. Свет сменялся тьмой, тьма сменялась светом, а спасатели спешили на помощь... Наконец, они уцепились за злополучный камень, принимая на себя его тяжесть... И мгновением резкой боли ознаменовалось освобождение второго побега...

- Ну вот, малыш, - прошелестела Березка, - потерпи еще чуть-чуть... Осталось совсем немного.

Мальчик приоткрыл глаза. Перед ним никого не было. Только ослепительный свет солнца!.. Нет, черт побери, - это прожектор... Вдруг тело его всей тяжестью повисло на руках, отчего, как ему показалось, захрустели локтевые суставы, но тут веревка спасительно впилась под ребра, сдирая кожу с живота. Рухнула безжизненной ветвью одна рука... Тело повисло на второй... Упала вторая рука, которой вроде бы и не было, и тело, перегибаясь через веревку, устремилось вниз, вдруг оказавшись на чьем-то плече, сползло по спине... по стволу Березки... Ослабла веревка под ребрами. По телу мощным прибоем перекатывались волны боли, острыми когтями продирая плоть до самых глубин. Мальчик услышал свой стон и окончательно открыл глаза.